Душа в круге пятом
В нижеследующем слое происходит расплата умершего за низкое предательство, пособничество или служение диктаторским режимам и тирании из корыстных побуждений. Сюда прямым потоком устремляются все те, кто сознательно выбирал себе в земной Жизни деятельность, связанную с заключением невинных людей в концлагеря и тюрьмы, кто с удовольствием занимался надругательствами над беззащитными людьми, кто добровольно расстреливал и казнил людей.
Мучения здесь заключаются в самоистязаниях и самоистощениях, при которых все внутренности буквально выворачиваются наружу. Здесь Душа последний раз может лицезреть то, что хотя бы отдаленно и смутно, но все же хоть чем-то напоминает земные жилища. В нижележащем слое нет уже даже никакого намека на земное бытие. Он делится на несколько дополнительных подуровней, отличающихся между собою в основном степенью испытываемых Душой страданий и мучений.
Душа в круге шестом
Из этого состояния Душа, на чьей Совести есть хотя бы несколько человеческих Смертей (пусть даже преступников или врагов, убиваемых в бою!), попадает прямо в огромный темный туннель, по которому медленно протекает мертвенно-бледного цвета поток какой-то жидкости, а сверху, из-под высокого свода, мелкими каплями непрерывно льется что-то типа не то дождя, не то какой-то скользкой жижи, только не ясно, откуда он берется, так как даже слабого намека на небо здесь нет. Ужас, смешанный с непередаваемым по силе чувством осознанного стыда за все содеянные убийства, переполняют здесь преступную Душу, парализуют горло, лишая возможности даже кричать.
Здесь Душа становится похожей на бесформенные, собранные кое-как в одну кучу, дымно-бледные клочья, в которых уже просто невозможно узнать ни одежды, ни лица, ни формы… Она пытается зацепиться хотя бы за что-нибудь, хоть за соломинку, которой здесь нет, лишь бы не упасть в этот жуткий и все глубже затягивающий ее в себя поток булькающей и пузырящийся грязи.
Чувство бесконечного ужаса и страха смешивается здесь с такими же по силе чувствами стыда и сожаления о содеянном, жгучей тоской о навсегда потерянном земном мире и его милым радостям. Осознание своей полной падшести и неимоверной греховности усиливает душевные страдания до самых неимоверных глубин.