Возникает закономерный вопрос: почему же диалог не заканчивается на этом, казалось бы, естественном месте – на первом определении справедливости? Причина в том, что Платон ведет читателя по пути восхождения от частных, обыденных мнений (doxa) к подлинному знанию (episteme). Ранние, «доксические» определения, предлагаемые Полемархом и опровогаемые Сократом, необходимы как точка отталкивания. Однако подлинный диалектический скачок происходит с появлением Фрасимаха, чей радикальный вызов («справедливость – это выгода сильного») является необходимой стадией. Его аргумент, основанный на наблюдении за реальностью, разрушает саму почву традиционной морали, вынуждая Сократа поднять дискуссию на новый уровень. Именно в споре с Фрасимахом зарождаются ключевые для всего диалога идеи: что несправедливость разрушает любое сообщество изнутри, а образ правителя-пастуха, заботящегося о благе подданных, предвосхищает концепцию философа-царя. Завершить диалог на первом этапе значило бы оставить проблему нерешенной, что противоречило бы самой сути философского поиска, изображенного Платоном. Как показывает история интерпретации (вспомним спор о второстепенных заголовках вроде «О справедливости»), такой подход сузил бы грандиозный замысел произведения. Таким образом, хотя начало диалога самодостаточно и художественно завершено как пролог, его истинное значение раскрывается только в контексте всего последующего пути – через построение идеального государства, аллегорию Пещеры и метафизику Блага к окончательному пониманию справедливости как гармонии души и полиса, кратко резюмируемому самим Платоном в «Тимее» как вопрос о том, «из каких мужей» должно состоять наилучшее государство.
Раздел II