Бенедикт Спиноза, Рене Декарт и Иммануил Кант подытожили эту линию своими теориями сознания и познания реальности. Они ввели новые понятия, но не изменили саму схему устройства реальности и механизм ее управления через мышление. Декарт усилил платоновский дуализм материального и идеального, предположив, что человек может очистить свое сознание от чувственности вещного слоя реальности и войти в «точку когитальности», в то самое состояние, которое я ранее назвал позицией «внешнего наблюдателя». Кстати, он описывает ее вполне мистически: «То великое безразличие, которое есть в нас и в Боге»4. Фрэнсис Бэкон тоже поднимает тему очищения разума от «идолов» – неких психологических и мировоззренческих установок. Декарт и Спиноза преследуют цель отделить разумность от эмоциональности. Одержимость очищением стала навязчивой чертой эпохи Просвещения, впавшей в невроз чистоты.
Работа Канта «Критика чистого разума» посвящена критике неоплатонической «прямой пробивки к истине». Кант максимально пессимистичен: истина недоступна и непознаваема. Он понимает, что идея очищения может привести к мистическим или магическим концепциям преображения человеческой природы, и поэтому вводит принципиальное ограничение для человеческого разума. «Кенигсбергский отшельник» провел границу между магией и наукой Нового времени своим знаменитым принципом агностицизма, то есть непознаваемости истинного слоя реальности. Он вводит для этого ключевое понятие «вещь-в-себе». Мир непознаваем и остается сам-для-себя или в-себе. Человеческому сознанию он предстает как некая, довольно смутная, репрезентация вещи (феномена).
Несмотря на непознаваемость мира, которую декларирует Кант, вся европейская наука занята поиском относительного знания о нем. Вместо попытки проникнуть в суть вещей предлагается прагматический подход: использовать относительное знание для управления реальностью. Знание дает силу, нужно только найти технологию его применения к управлению реальностью. Наука берет на себя традиционную задачу магии.