– Мой дед, Алексей Удинцев, после войны вернулся в Ирбит. К тому времени Михаил Воронцов уже умер, а его дочь Елизавета жила в соседнем городе. Дед работал на мотоциклетном заводе, женился, завел детей. Жил тихо, никому не рассказывал о своем прошлом.
Она достала с полки старый фотоальбом:
– Вот он, мой дед.
На фотографии Александр увидел пожилого человека с военными наградами на груди. Суровое лицо, внимательный взгляд – лицо человека, многое пережившего.
– В 1991 году, когда начался развал Советского Союза, дед решил восстановить справедливость. Он подал документы на реабилитацию Михаила Воронцова и всех, кто был незаконно репрессирован в Ирбите. А также на возвращение собственности, конфискованной у купцов большевиками.
– И что произошло?
– Ему отказали. Сказали, что документов недостаточно. А потом к нему пришли люди, очень похожие на тех, что приходили к вам сегодня. Предупредили, чтобы он «не копался в прошлом».
– Кто эти люди?
– Потомки тех, кто пришел к власти после революции. Тех, кто присвоил чужую собственность, кто участвовал в расстрелах. Их дети и внуки сейчас занимают высокие посты в городе. Тарапаев – один из них, хотя официально он «успешный бизнесмен нового поколения».
Анна Сергеевна налила чай и продолжила:
– Дед не сдался. Он знал, что в подземелье под церковью сохранились документы, которые могут всё доказать. Но к тому времени храм уже был передан верующим, начались реставрационные работы. Доступ к подвалу был невозможен.
– Почему он не обратился к церковным властям?
– Он не доверял никому. Боялся, что потомки палачей узнают о его планах и уничтожат документы. Поэтому он передал свои знания только мне – перед самой смертью.
– А почему вы ничего не предприняли?
– Я пыталась, – горько усмехнулась Анна Сергеевна. – Ходила к отцу Георгию, намекала на существование подземелья. Но он был новичком в городе и не старался понять, о чем я говорю. А когда я стала более настойчивой, появился дьякон Николай. Он следил за мной, препятствовал общению с настоятелем.
– Он работал на Тарапаева.