Это для неё – той самой: бывшей одноклассницы; соседки; коллеги; «девочки из параллельного класса»; твой внутренний суд в её лице.
Ты показываешь не любовь – счёт:
смотри, я смогла; смотри, меня хотят; смотри, какая у меня фигура/мужчина/место/жизнь.
Ты разговариваешь не с текущей реальностью, а с прошлым унижением.
Врага нет – есть узел памяти, где тебя не видели, смеялись, игнорировали, не выбрали.
И теперь каждый кадр – ответ обидчице, которой рядом уже нет.
Она ушла, а ты осталась в бою.
И это не про злость. Это про детскую девочку, которой когда-то сказали: «Ты – ничто».
И теперь она гонится за кадром, в котором станет «кто-то».
Но кадр никогда не насыщает – он просит ещё.
3) Самоотчуждение: когда ты уже не знаешь, где ты, а где образ
Самое страшное происходит тихо.
Ты перестаёшь знать, где ты.
· Ты смеёшься – и в этот же миг слышишь, как это звучит на видео.
· Ты идёшь – и видишь, как это смотрится в сторис.
· Ты целуешься – и оцениваешь, что из этого выйдет в кадре.
· Ты живёшь – и одновременно снимаешь того, кто живёт.
Это и есть самоотчуждение: когда между тобой и твоей жизнью появляется объектив.
Ты теперь персонаж, которого надо обслуживать: свет, ракурсы, тон кожи, «естественность» под контролем.
Настоящее становится сырьём. Ощущения – контентом.
Память – архивом, где ты пересматриваешь себя вместо того, чтобы помнить.
Становится невозможно быть здесь. Есть только до («как я выйду в кадре») и после («как это залетит»).
Сейчас – исчезает. А вместе с ним – ты.
4) Съёмка вместо жизни, лайки вместо любви
Вечера больше не про тепло – они про картинку.
Путешествия – не про дорогу – про локации.
Дети – не про близость – про милые ролики.
Телесность – не про соитие – про доказательство желания.