темное ночное небо. Стая
проснулась, услышав его голос; с высоты пяти
тысяч футов он прокричал во всю силу своих
легких:
— Я МОГУ ЛЕТАТЬ! СЛУШАЙТЕ! Я МОГУ ЛЕТАТЬ!
На восходе солнца почти тысяча чаек
толпилась вокруг учеников Джонатана и с
любопытством смотрела на Мейнарда. Им было
безразлично, видят их или нет, они слушали и
старались понять, что говорит Джонатан.
Он говорил об очень простых вещах: о том,
что чайка имеет право летать, что она свободна
по самой своей природе и ничто не должно
стеснять ее свободу — никакие обычаи,
предрассудки и запреты.
— Даже если это Закон Стаи? — раздался голос
из толпы чаек.
— Существует только один истинный закон — тот,
который позволяет стать свободным, — сказал
Джонатан. — Другого пути нет.
— Разве мы можем научиться летать как ты? — донесся
до Джонатана другой голос. — Ты
особенный, ты талантливый, ты необыкновенный,
ты непохож на других.
— Посмотрите на Флетчера! На Лоуэлла! На
Чарльза-Роланда! На Джади Ли! Они тоже
особенные, тоже талантливые и необыкновенные?
Не больше, чем ты, не больше, чем я.
Единственное их отличие, одно-единственное
отличие состоит в том, что они начали понимать,
кто они, и начали вести себя, как подобает
чайкам.
Его ученики, за исключением Флетчера,
беспокойно задвигались. Они не были уверены,
что дело обстоит именно таким образом. Толпа
росла с каждым днем, чайки прилетали, чтобы
расспросить, высказать восхищение,
поиздеваться.
— В Стае говорят, что ты Сын Великой Чайки, — сказал
Флетчер однажды утром, разговаривая с
Джонатаном после тренировочных полетов на
Высоких Скоростях. — А если нет, значит ты
опередил свое время на тысячу лет.
Джонатан вздохнул. «Цена непонимания, — подумал
он, — Тебя называют дъяволом или
богом.»
— Как ты думаешь, Флетч? Опередили мы свое
время?
Долгая пауза.
— По-моему, такие полеты были возможны всегда,
просто кто-нибудь должен был догадаться и
попробовать научиться так летать, а время здесь
ни при чем. Может, мы опередили моду.
— Это уже кое-что, — сказал Джонатан,
перевернулся через крыло и некоторое время
скользил по воздуху вверх лапами. — Это
все-таки лучше, чем опередить время.
Несчастье случилось ровно через неделю.
Флетчер показывал приемы скоростного полета
группе новичков. Он уже выходил из пике,
пролетев сверху вниз семь тысяч футов — длинная
серая змейка мелькнула на высоте нескольких
дюймов над берегом, — когда на его пути
оказался птенец, который совершал первый полет
и звал свою маму. У Флетчера Линда была лишь
десятая доля секунды, чтобы попытаться избежать
столкновения, он резко отклонился влево и на
скорости более двухсот миль в час врезался в
гранитную скалу.
Ему показалось, что скала — это огромная
кованая дверь в другой мир. Удушающий страх,
удар и мрак, а потом Флетчер поплыл по
какому-то странному-странному небу, забывая,
вспоминая и опять забывая; ему было страшно и
грустно, и тоскливо, отчаянно тоскливо.
Голос донесся до него, как в первый раз,
когда он встретил Джонатана Ливингстона.
— Дело в том, Флетчер, что мы пытаемся
раздвигать границы наших возможностей
постепенно, терпеливо. Мы еще не подошли к
полетам сквозь скалы, по программе нам
предстоит заняться этим немного позже.
— Джонатан!
— Что ты здесь делаешь? Скала! Неужели я
не… разве я не умер?
— Ох, Флетч, перестань! Подумай сам. Если ты
со мной разговариваешь, очевидно, ты не умер,
так или нет? У тебя просто резко изменился
уровень сознания, только и всего. Теперь
выбирай. Ты можешь остаться здесь и учиться на
этом уровне, который, кстати, ненамного выше
того, на котором ты находился прежде, а можешь
вернуться и продолжать работать со Стаей.
Старейшины надеялись, что случится какое-нибудь
несчастье, но они не ожидали, что оно
произойдет так своевременно.
— Конечно, я хочу вернуться в Стаю. Я ведь
только начал заниматься с новой группой!
— Прекрасно, Флетчер. Ты помнишь, мы
говорили, что тело — это не что иное, как
мысль?…
Флетчер покачал головой, расправил крылья и
открыл глаза: он лежал у подножия скалы, а
вокруг толпилась Стая. Когда чайки увидели, что
он пошевелился, со всех сторон послышались злые
пронзительные крики:
— Он жив! Он умер и снова жив!
— Прикоснулся крылом! Оживил! Сын Великой
Чайки!
— Нет! Говорит, что не сын! Это дьявол!
Дьявол! Явился, чтобы погубить Стаю!
Четыре тысячи чаек, перепуганные невиданным
зрелищем, кричали: «Дьявол!» — и этот вопль
захлестнул