/>
духовный опыт христианина, если в них появляется примесь буддизма, мы
сейчас рассмотрим подробнее. Сначала возьмем предельный случай, а
затем более частный. Сначала посмотрим, как доктрина кармы в целом
соотносится с Евангелием, и к каким выводам приводит теософов попытка
переиначить христианство под Карму. Затем приглядимся к попытке С.
Лазарева примирить кармизм и Евангелие.
Евангелие возвещает людям прощение. Прощение — это не перемена
отношения Бога к нам. Это — освобождение от греха. Мое прошлое больше
не определяет автоматически мое будущее. Если я откажусь отождествлять
себя с тем дурным, что было в моей жизни, — Бог готов меня принять
таким, каким я стану в результате покаянного преображения, и готов не
поминать того, что было в моей жизни прежде.
Прежде всего покаяние и есть такое растождествление, волевое и
сердечное отталкивание от того, что раньше влекло к себе. Много раз
уже говорилось, что 'покаяние' (греческое 'метанойя') означает
'перемену ума'. 'Было просто стыдно грешить, — описывает покаянное
пробуждение христианская писательница. — Грех окончательно перестал
быть чем-то привлекательным. Он казался теперь глупым, суетным,
мелким' [874]. Это именно событие во внутренней жизни человека. Не
ритуал и не скороговоркой пробормотанное: 'Господи, прости'. Это —
крик, поднимающийся из сердца: 'я больше не хочу так жить, я больше
не хочу Тебя терять!' Покаяние — не просто 'критическая самооценка';
это движение души к потерянному было Богу
И это движение столь значимо в себе самом, что способно мгновенно
создать нового человека. 'Брат спрашивал авву Пимена: я сделал великий
грех и хочу каяться три года. — Много, — говорит ему Пимен. — Или
хотя один год, — говорил брат. — И то много, — сказал опять старец.
Бывшие у старца спросили: не довольно ли 40 дней? — И это много, —
сказал старец. Если человек покается от всего сердца, и более уже не
будет грешить, то и в три дня примет его Бог' [875].
Именно потому, что покаяние — это путь, движение, подвиг, в
святоотеческой мысли своим антонимом оно имеет… 'отчаяние'.
'Покаяние есть отвержение отчаяния', — определяет преп. Иоанн
Лествичник [876]. Отчаяние говорит: ты не сможешь быть другим. У тебя
нет будущего. Откажись от труда. Теперь тебе терять уже нечего — так
поживи 'как люди'. Отчаяние учит видеть в Боге голую Справедливость.
Если ты нарушил закон — от воздаяния не уйти. Мысль о Боге тогда
становится предметом ужаса… Не страх Божий поселяется в человеке, а
страх вспоминать о Боге.
Поэтому и советует преп. Иоанн Лествичник: 'Если мы пали, то прежде
всего ополчимся против беса печали' [877]. Иногда логика этой борьбы
может подсказывать неожиданные средства для духовной самозащиты от
искушения отчаянием.
'Пролог' (21 мая) рассказывает о том, как необычно некий инок
избавился от впадения в отчаяние: Некий брат пошел набрать воды в реке
и встретил женщину, стирающую одежду, и случилось ему пасть с нею.
Сделав же грех и набрав воды, пошел в келию. Бесы же, приступая и
воздвигая помыслы, опечаливали его, говоря: 'Куда ты идешь?
Нет тебе спасения! Зачем мира лишаешь себя?' Познав же брат, что они
хотят совершенно его погубить, сказал помыслам: 'Откуда вы пришли ко
мне и опечаливаете меня, чтобы я отчаялся? Не согрешил я, — и снова
сказал: — Не согрешил'. Войдя же в келию свою, безмолвствовал, как я
прежде. Бог же открыл одному старцу, соседу его, что такой-то брат,
пав, победил. Этот старец пришел к нему я говорит: 'Как ты
пребываешь?' Он же говорит: 'Хорошо, отче'. И снова говорит ему
старец: 'Не было ли у тебя скорби о чем-либо в эти дни?'. Говорит ему:
'Ни о чем'. И сказал ему старец: 'Открыл мне Бог, что ты, пав,
победил'. Тогда брат рассказал ему все случившееся с ним. И старец
сказал ему: 'Воистину, брат, рассуждение твое сокрушило силу вражию'.
То, о чем догадался инок в своей простоте, о том же написал М. Бахтин
в своей учености: 'Только сознание того, что в самом существенном меня
еще нет, является организующим началом моей жизни из себя. Я не
принимаю моей наличности, я безумно