Даже Вергилий, как я заметил, был изумлён казнью, которой подвергнут в Преисподней творец самой безбожной в мире казни. Вечно пригвождён, вечно попираем! Но надо было нам как-то выбираться из этой ямы. Учитель принялся расспрашивать «веселящихся братьев», нет ли где удобного подъёма.
Каталано кивнул и промолвил:
– Есть-то он есть, и ближе, чем ты думаешь. Вон там пролегает гряда, тянется она от Отвесной стены к самому Срединному колодцу через все проклятые ложбины. Да только над нашей яминой она давным-давно рухнула. Разве что удастся вам взобраться по обломкам, вон по тем каменюгам.
Посмотрев туда, куда указывал Каталано, вожатый глубоко задумался. Чело его омрачилось, взор потемнел. Наконец он проговорил:
– Хорошенькую дорожку указал нам начальник когтедёров!
Брат Лодеринго поддакнул из-под капюшона:
– Живучи в Болонье, я слыхал о хитростях дьявола: он, говорят, лжец и отец лжи. Зря вы послушались чёрта.
Но учитель уже зашагал вперёд, в сторону обвала. Мне ничего не оставалось, как направиться по его стопам.
24. Седьмая злодеяма. Ещё одна встреча с соотечественником
В самом начале года, когда солнце проходит над Водолеем и день уже стремится сравняться с ночью, является на смену сёстрам-снежинкам братец утренний иней и укрывает поля непрочной белой фатой. Таким вот утречком выходит селянин из своей хижины и видит, что нива побелела. А зерно в амбаре у него на исходе, и скот кормить нечем. Возвращается он домой в досаде, бродит кругами, бранится и размахивает руками, и не знает, как быть и что делать. Но пройдёт часок-другой, солнышко пригреет. Снова выглянет земледелец из дому, а мир изменился, белое стало разноцветным. Возвращается к нему бодрость духа, берёт он свой пастуший посох и, напевая, гонит скотину на пастбище.
Так случилось и со мной. Увидев, как помрачнело лицо учителя, я не на шутку испугался. Но когда мы подошли к краю каменистой осыпи и он обернулся ко мне с тем светлым и открытым взором, который привлёк меня в самом начале нашего пути, страх мой улетучился и сердце окрепло.