Учитель крепко обхватил меня и, держась левой кромки обрыва, свёл вниз, на самое дно впадины. Всё оно было усеяно чёрными норами. Осторожно ступая между ними, мы направились к отверстию, над которым трепыхались ноги того самого грешника. Я подошёл поближе, насколько позволяла его огненная пляска.
– Не знаю, кто ты, человек, и почему тебя вверх тормашками засадили сюда, словно сваю. Если можешь, откликнись.
Я прислушался, как прислушивается, наклоня ухо, священник, пришедший исповедовать приговорённого к закапыванию живьём вниз головой (так казнят у нас особо свирепых убийц и разбойников): смертника уже засунули в яму, но тут он завопил о нераскаянных грехах, надеясь на минуту-другую отсрочить лютую погибель; и теперь бормочет что-то снизу, а падре слушает.
– Ага, это ты, Бонифаций! – донеслось из глубины, как из трубы. – Ты уже здесь! Как скоро! А предрекали, что ты ещё несколько лет протянешь! Ну что, насытился ты приданым Невесты Неневестной? Обманом обручился с ней, осквернитель Девы!
Я молчал, недоумевая, что ответить на эти странные речи. Учитель прервал моё смущение:
– Что растерялся? Скажи ему: «Я не тот, за кого ты меня принимаешь».
Я крикнул эти слова вглубь норы. Торчащие ноги горестно задёргались. Из глубины прозвучал тяжкий вздох, и тот же голос произнёс разочарованно:
– Тогда что же ты меня тревожишь своими расспросами? Если уж тебе так охота знать, кто я такой, если ты ради этого слез оттуда сюда, так знай: я носил папскую мантию и был из медвежьего рода Орсини. Всюду я, где мог, пристраивал своих сородичей-медвежат. И столько церковной казны уложил в свой кошель, что теперь меня самого запихали в этот тесный кошелёчек. Однако ж я тут не первый: подо мной засунуты мои предшественники в симоновом грехе. И я сам провалюсь туда же, когда спихнёт меня тот, за кого я тебя принял: слуга слуг Божьих Бонифаций Восьмой. Жаль только, что он проторчит тут, жаря пятки, не так долго, как я. Скоренько за ним последует ещё худший осквернитель Святого престола, пастух с французских пастбищ, разрушитель тысячелетнего права, прихлебатель короля Франции3. Он-то и прикроет нас и закупорит собою эту дыру.