в душе. Самые лучшие мысли и цели были им опошлены, хоть он и оплатил грехопадение. Вертер в мольбе простер к ней руки.
— Прости меня!
— Чудак вы, Вертер! Забыть такой спектакль? Нет, нет. Это я должна просить у вас прощения.
Кэтрин-Благодарность коснулась одного из колец, унизывающих теперь ее пальцы… И вернулась к естественному облику.
— Вы! — Перед ним, вне всякого сомнения, была Неистощимая Наложница. — Госпожа Кристия?
— А вы так и не догадывались? — ответила она. — Сбылось ли ваше страстное желание? Разве не чудесный вам достался “грех”?
— Я был в смятении… — начал он.
— О да. Вы страдали бесподобно. Убеждена, такого не отыскать во всей Истории. А каково было “раскаяние”, Вертер? Признайтесь, вы не испытывали столь изысканных и совершенных страданий.
— Вы совершили это для меня! — воскликнул потрясенный Вертер. — Потому, что этого хотелось мне более всего?
— Он все еще немного не в себе, — пояснила Госпожа Кристия, обернувшись к друзьям. — Поверьте, такое случается после воскрешения.
— И довольно часто, — подтвердил Лорд Джеггед, сочувственно глядя на Вертера. — Но это исправится, я надеюсь.
— Развязка спектакля была предсказуема, — заметила Железная Орхидея. — Но безупречна по исполнению.
Госпожа Кристия обвила своего возлюбленного руками и, расцеловав, прошептала:
— Все говорят, что ваше представление превосходит даже искания Джерека Карнелиана.
Он ответил пожатием руки… “Что за чудесная женщина, — думал он. — Дарит возлюбленному самые необыкновенные радости, да так, что ее искусство служит его самоутверждению и престижу”.
Вертер приподнялся и сел на скамье, смущенно улыбаясь. Снова раздались аплодисменты.
— Теперь я понял. “Дождь”, показанный ранее, был прелюдией, — сказал Епископ Тауэр. — Только сейчас замысел предстает во всей полноте.
— Некоторые перехлесты на самом деле поддерживали особое настроение, и действие не содержало длиннот. — О'Кэла Оборотень, явившийся на сей раз козлом, говорил, элегантно помахивая копытцем.
— Но я не хотел…
Ручка Госпожи Кристии легла на губы Вертера.
— Вам еще потребуется время, чтобы восстановить силы.
Тактичные гости, рассыпаясь в изъявлениях восторга, потихоньку разошлись, и Вертер де Гете остался наедине с возлюбленной.
— Ты не сердишься на меня, Вертер? Мне так хотелось загладить оплошность с разбитой радугой и чем-нибудь угодить тебе. Миледи Шарлотинка и Лорд Джеггед отчасти помогли в затее, но смысла ее они до конца не знали.
— То было в полном смысле ваше представление. Я был игрушкой в нем.
— Отнюдь. Я только предложила материал. Никто другой не мог бы так чудесно и неподражаемо распорядиться им. Он нежно взял ее за руку.
— Мне довелось испытать все, о чем я мечтал. Это сделала ты, Кристия, единственная, способная понять меня.
— Ты так любезен. Теперь я тебя покину?
— Конечно.
Вертер посмотрел за окно. Там снова бушевала буря-утешитель. По-дружески сверкали молнии, и грохотал гром, а далеко внизу ревело море, вновь и вновь бросаясь на острые черные камни. Вертер вздохнул с умиротворением.
Он знал — их любовная история окончена. Всякое продолжение неизбежно несло бы на себе отпечаток дурного вкуса. Они не заслуживали подобных разочарований и не могли их себе позволить, но он не гнал от себя печаль разлуки и знал, что она тоже огорчена.
— Если бы смерть могла быть не на время, — мечтательно произнес он. — Жаль, такое невозможно. Еще раз благодарю тебя, исполнительница моих сокровенных желаний.
Она глядела за окно.
— Если бы смерть была навек, мы ничего не знали бы о своих успехах или неудачах, связанных с ней. Нельзя так много хотеть от мира, Вертер. — Она улыбнулась. — Вы хотя бы теперь чувствуете себя удовлетворенным, любовь моя?
— Вполне.
На его месте ответить иначе было бы просто неучтиво.