Любовь доверяет: и его силе, и земле, и тому, что на чужой дороге уже есть опоры, которых ты не видишь.
Он начинает выбирать любовь.
Ещё долго он ошибается.
Иногда снова говорит «да» из страха.
Иногда подсовывает советы вместо присутствия.
Иногда ловит себя на сладком чувстве собственной незаменимости – и отбирает руку у себя, как у ребёнка, потянувшегося к горячему.
Но что-то уже не исчезает:
в глубине у него горит ровный огонь, который не пылает и не тухнет.
Он учится ставить на него кастрюли близких, но не бросать туда себя.
Он учится сидеть рядом, когда человеку плохо, и не подменять его дыхание своим.
Он учится говорить простые слова: «я с тобой», «хочешь – обниму», «нет – это тоже любовь».
И сердце перестаёт тонуть.
Оно встаёт на ноги.
Если сказать это до хруста честно, то правда такая:
мы часто называем любовью то, что делаем от страха.
Мы раздаём себя, чтобы нас не бросили.
Мы спасаем, чтобы нас не забыли.
Мы соглашаемся, чтобы нас не ненавидели.
И исчезаем – называя это добротой.
Любовь не требует твоего исчезновения.
Любовь требует твоего присутствия.
Присутствия – значит: я здесь, я целый, у меня есть «да» и у меня есть «нет», у меня есть тепло – и я умею держать его дома.
Присутствия – значит доверия: я верю, что другой не сломается, если я перестану быть «всем для него».
Присутствия – значит уважения к своей дороге и к чужой.
И когда это случается, сердце перестаёт быть дырой, через которую выходит жизнь.
Оно становится очагом.
В нём жар – для себя и для тех, кто рядом.
Итог: раньше он любил и исчезал.
Теперь он любит – и остаётся.
Он не меньше даёт – он перестал отдавать себя целиком.
Его «нет» перестало быть предательством.
Его «да» перестало быть сделкой.
Его сердце перестало тонуть, потому что научилось доверять: себе, другому, земле, жизни.
Глава 3. Зверь, который рвётся
Он живёт внизу.
Не в облаках, не в груди – там, где тянет землю, где кости гремят, где живот знает правду раньше головы.
Он не просит, он не умоляет, он не молчит. Он гудит.