Пока мистер Смит вытирал о траву ботинок (в одну из «лепёшек» он первым делом и угодил), дед, не переставая, пытался что-то объяснить – но что именно, мистер Смит не понимал.
На вопрос, как пройти к церкви, тот махнул рукой в сторону деревни.
«До свидания!», – попрощался мистер Смит. Дед кивал ему головой и что-то говорил.
Грунтовая дорога шла мимо тенистого кладбища. Старые липы, тихий шелест листвы. Обойдя кладбище, мистер Смит вышел на асфальтированное шоссе, и сразу же за деревьями сверкнули кресты храма…
– …Я хотел бы покреститься, – произнёс Кобецкий заранее приготовленные слова. Женщина, продававшая крестики, иконки и свечки, смерила его взглядом и спросила паспорт. Он предъявил документ, купил алюминиевый на голубой шелковой ленточке крестик и свечку. Крестили его не в самой церкви, а в «сторожке» – так называли, находящееся неподалёку, барачного типа зданьице, а крестил священник «отец Лев» – стройный, бледный красавец с иссиня-чёрными волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Одновременно с ним крестили и младенца, в небольшую комнатку набилось несколько человек (родители и крёстные), а потому Кобецкий чувствовал себя неловко. Великовозрастным балбесом.
Его крестообразно помазали елеем. Трижды облили спину водой. Потом одна из помогавших священнику «матушек» выстригла у него на голове несколько волосинок и закатала в воск, а священник отвёл его в храм, и он, на глазах у прихожан, поднимался к иконостасу и целовал указываемые священником иконы святых.
На этом обряд и кончился, однако ему было наказано дождаться в храме конца службы, чтобы «причаститься».
Кобецкий скромно стал в уголке. Он не знал молитвы, слова вырвались у него сами собой. Это были стихи Пастернака:
…Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси…
Он просил искренне, в полной уверенности, что его услышат, услышат и, быть может, откликнутся, вкладывая в слова иной, собственный и, несомненно, понятный Богу смысл.
… Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь…