На голос родственный его…
…Тут у меня много чего… Вот, скажем, чеховский дядя Ваня – это Лузгин Салтыкова-Щедрина. А его Горехвастов и Рогожкин из «Губернских очерков» – это Кречинский и Расплюев Сухово-Кобылина. Явные родственники – щедринский «Старец» и «Очарованный странник» Лескова. Почитай Жоржи Амаду, и ты сразу вспомнишь «Одесские рассказы» Бабеля с Беней Криком. Мотив Яшки-скрипача в купринском «Гамбринусе» мы обнаруживаем у того же Мелвилла – в его «Скрипаче». А его (купринский) полковник Шульгович вдруг оказывается полковником Бубенчичем у Стефана Цвейга. И это – жизнь, её непрерывное развитие. Это персонажи-родители и персонажи – их дети. Это родные братья и сёстры.
«Слуга двух господ» («Труффальдино из Бергамо») и «Двенадцатая ночь» – это же явное родство. Дедуктивный метод Шерлока Холмса мы впервые обнаруживаем задолго до рождения самого Холмса – в исполнении Задига у Вольтера, а затем – и у Эдгара По. И вот нам – целая эпопея у Конан Дойля.
Порою одна только фраза… «Слова, слова, слова» сказал Шекспир, а повторил Пушкин. Одно только слово у Мелвилла о «девочке-жене» в «Мобби Дике» (и, выплеснувшееся в «Дэвиде Копперфильде» у Диккенса) становится в последующем «нимфеткой» у Стриндберга и превращается затем в отрицающую, нисходящего ряда «Лолиту» Набокова.
Родольф, подписавший у Флобера письмо Эмме – «Ваш друг», и – продолжение (развитие) Родольфо в «Милом друге» у Мопассана. А если подумать: чем отличается «Эмма Бовари» от «Анны Карениной»?..
Одна только фраза! Но у Флобера она мало что значащая эпитафия «остановись, прохожий, ты попираешь стопой любезную супругу». А у Белова в «Привычном деле» – потрясающая сцена на кладбище: «как по огню по тебе хожу, прости»…
Одна мелвилловская фраза – о «существах, способных греться возле айсберга» (о рыбах в гиперборейских водах) – дословно повторяющаяся у Капицы в его «Ревущих сороковых», – становится холодной, нелюбимой женой того норвежского китобоя.