«Шаткая старая кушетка в углу хранила слабый отпечаток длинного худого тела. Под столом у Бартлби я обнаружил скатанное одеяло, … банку с ваксой и щётку; на стуле жестяной таз, мыло и рваное полотенце; а в газете крошки от имбирных пряников и небольшой кусок сыра…».
Гоголь…
«Ни комнаты, ни вещей его не опечатывали, потому что, во-первых, не было наследников, а во-вторых, оставалось очень немного наследства, именно: пучок гусиных перьев, три пары носков, две-три пуговицы, оторвавшиеся от панталон, и уже известный читателю капот…».
Мелвилл…
«Назови он хоть одного своего родственника или друга, я немедля написал бы им, настаивая, чтобы они поместили беднягу в какой-нибудь приют. Но, по-видимому, он был один, совершенно один на свете…».
Гоголь…
«Прежде всего долг справедливости требует сказать, что «одно значительное лицо» скоро по уходу больного, распеченного впух Акакия Акакиевича почувствовало что-то вроде сожаления. Сострадание было ему не чуждо… Мысль до такой степени тревожила его, что неделю спустя он решился даже послать к нему чиновника узнать, что он и как, и нельзя ли в самом деле чем помочь ему…».
Мелвилл…
«И тут же меня пронзила мысль: о каком бесконечно тоскливом одиночестве это свидетельствует! Бедность его велика. Но одиночество – сколь ужасно!.. Я мог подать ему милостыню; но тело его не страдало – мучилась его душа, а душа его была для меня недосягаема… И вот однажды зимой я подарил ему вполне приличный сюртук со своего плеча – серый сюртук на вате, необыкновенно теплый и с застёжкой от колен до самого горла».
…Про подобное же – подаренную Акакию Акакиевичу «шинель» я, конечно, опускаю, – заметил Кобецкий и продолжил цитирование.
Гоголь…