Кобецкий выпил, поднялся и пошел взглянуть, чем занимаются дети – за деревьями он слышал их возбужденные голоса.
Голову отец Лев ему заморочил, думал он. Возразить ему было чем, но возразить он мог только в частностях, а возразить в самом главном не мог. Ему было бы легче признаться, что он ошибся в существовании Бога, но никакие сомнения и противоречия библейских текстов уже не могли поколебать его веры. И это было ужаснее всего. Он хотел верить в любящего Отца, а не в гностическое Разумное и Равнодушное с высот космической целесообразности Ничто!
Дети сидели на корточках у огромного муравейника и внимательно наблюдали за тем, как муравьи управляются с крупным кузнечиком. Тот был живой, шевелил лапками и пытался освободиться, но могучая, таящаяся в лилипутах, сила неумолимо продвигала гулливера к муравейнику.
Вот и тут Одно! – подумал Кобецкий. – Как они с ним всё-таки похожи, – думал он об отце Льве. Одни и те же мысли. Даже слова… Он опять вспомнил об Ольге.
– Дима, ты – старший, дальше муравейника ни на шаг, – предупредил Кобецкий. – Скоро пойдем домой.
Про дом он сказал больше для порядка. Теперь он и сам не знал, когда они туда попадут. Он вернулся к отцу Льву. Его поразило то, что вино (когда он уходил в бутылке оставалась треть) было допито, и теперь отец Лев, открыв последнюю, третью бутылку портвейна, опять наливал себе. Это было уже настоящим свинством. Но вино-то его, – попытался подавить Кобецкий вспыхнувшую неприязнь, – он его покупал.
– Нет, пока не хочу, – остановил он отца Льва, который хотел налить и ему. Неужели этот поп алкоголик? – думал он.
Отец Лев отставил бутылку.
– …Я как-то с одним говорил, – продолжал тот. – Так же вот спорили. Он – духовное лицо и действительно верующий.
– А что разве среди духовных есть и неверующие? – перебил Кобецкий.
– Разумеется! – отец Лев улыбнулся изумлению на лице собеседника. – Чему ты удивляешься? После войны священников обкомы назначали.
Конечно, он не верует в Бога, – пронеслось у Кобецкого. – Даром, что священник!