– …А что такое похмелье? – продолжал отец Лев. – Да это же самое: и зло, и добро. У похмелья глубокая воспитательная роль. Это когда и «katzenjammer» (когда муторно с перепоя) и когда «taedium vitaе» (когда отвращение к жизни). Но «при печали лица сердце делается лучше». Вспоминаешь вчерашнее (какие фортеля выкинул) и узнаёшь кто ты на самом деле есть. И, естественно, хочется стать лучше. И говоришь себе: «confiteor» (каюсь). Тоска и печаль – это неудовлетворенность, но она и – движитель: побудительная причина. Удовлетворенные не способны созидать, а потому для мыслителя, всякого серьезного художника, похмелье (горькое похмелье) – просто необходимо. То есть, мы опять видим, как из зла (пьянства) получается добро (воспитывающее похмелье). … Ты вот в прошлый раз о пороке говорил, но ведь не человек же этот порок сотворил. Одно! Или вот – эти же дети. Помнишь о «слезе ребёнка» у Достоевского? Но это мысли любого нормального человека. Стихи Кайсына Кулиева – это вопль о том, чтобы не умирали дети. Или – слова доктора Риэ у Камю о том, что и на смертном одре он не примет этот «мир божий», где истязают детей. Так вот, мысли Достоевского, и Кулиева, и Камю – это тоже Одно. А с другой стороны, Одно – это и тысячи малышей, сожжённых в фашистских концлагерях.
А?.. Потрясает всеядность этого Одно! Мы говорим о какой-то окончательной победе. Но кого над кем? Если Добра над Злом, то как это представить у Того, кто есть Одно?.. Сотворить, чтобы потом победить? Можешь ты это объяснить?.. Говоря о Добре и Зле, ты пытаешься расчленить Истину, которая есть Одно. Потому, что не способен представить её целиком, ибо все мы, человеки, только тускло улавливаем её частности. «Я (Бог) возвещаю от начала, что будет в конце, и от древних времен то, что ещё не сделалось» (это у Исайи). «И нельзя сказать «это хуже того», ибо всё в своё время будет признано хорошим» (это у Сираха). То есть, получатся то, о чем я говорю. Плохое есть Хорошее. Или Зло есть Добро. Quod est demonstrandam (что и требовалось доказать)… Ну, чего молчишь? Думаешь? Думай!
И отец Лев отсалютовал наполненным стаканом.