Но тогда она ведь запланированная вчера была его попойка! – доходило теперь до него. – бормута!.. Получается, что ему и следовало о напиться!.. А значит – и следовало дойти до отчаянного своего положения. Чтобы всё понять, чтобы суметь расшифровать и убедиться: мутабор – это то же, что и бормута! А иначе бы до него просто не дошло!.. Получается, так… И дело, разумеется, – не в слове. Не – в «бормуте». Ему просто демонстрируют принцип. Анаграмму (подтверждают его мысль). А заодно и – рок слов. Его обучают, убивая сразу нескольких зайцев. То есть тогда это была никакая не сексуальная неудача, а виденье, спровоцировавшее её – напоминанием о христианском посте, который и должен отныне стать правилом его жизни! Как и сказано: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте…». «И не предавайте членов ваших греху в орудие неправды…». А они с Ольгой не воздерживались никогда. Ненасытностью чувств не уступали друг другу. И с неутолимостью их страсти могла совладать только катастрофа. Говоря по-другому, – в их интимных отношениях и присутствовала та, чреватая определениями слишком, чересчур, чрезмерно (злом), крайность.
И теперь он, кажется, понимал. И ведь его заранее предупреждали. (Всё, несомненно, «подброшенное» Им!). У Умберто Костантини фигурировал мрачный импотент «Аид». У Золя – потерпевший фиаско с проституткой «доктор Паскаль». А у Германа Броха – столь же несчастный «Андреас». И изобиловали сексуальными неудачами «Дикая роза» и «Алое и зеленое» Айрис Мэрдок («Рэндл», «Эндрю», «Барнабас»). И Эльза Триоле, и Султан Орбелиани, и Кэнзабуро Оэ – чтобы он не открывал – все, словно сговорившись, рассказывали о его грядущей беде.
Кобецкий поднял голову, обвёл взглядом потолок и вдруг, повинуясь внезапному порыву, заскочил в комнату, оглядел плотно составленные ряды книг. Но на этот раз он знал, где это лежало. Повинуясь непреходящей и абсолютной внутренней убежденности, он взял одну из трёх библиотечных, которые принёс накануне и ещё не открывал – у него не было ни малейших сомнений …