– Знал. К боли, к страданию, к смерти. Но также – к любви, которая выбирает, а не просто существует. К добру, которое совершается вопреки, а не благодаря. К героизму, к самопожертвованию, к…
– К войнам, – тихо добавил Творец. – К предательству. К жестокости, которая иногда превосходит всё, что можно вообразить.
– Да, – согласился Люцифер. – И к этому тоже. Но разве ты сожалеешь?
Долгая пауза. Пламя костра стало спокойнее, ровнее, словно под влиянием глубокой задумчивости своих наблюдателей.
– Знаешь, что меня больше всего поражает в них? – наконец сказал Бог.
– Что?
– Их способность любить не за что-то, а вопреки всему. Мать любит ребёнка, который причиняет ей боль. Человек любит друга, который его предал. Они любят меня, хотя я позволяю им страдать.
– Это же безумие, – заметил Люцифер.
– Это же чудо, – поправил Творец.
– Возможно, и то, и другое одновременно.
Ветер стих, и в наступившей тишине можно было услышать, как где-то далеко шумит вода – может быть, ручей, может быть, океан, а может быть, время само по себе, текущее сквозь пальцы вечности.
– Ты спросил о природе человека, – сказал Бог. – А сам как бы ты её определил?
Люцифер долго молчал, глядя в огонь.
– Человек – это существо, которое всегда больше суммы своих частей, – наконец ответил он. – У него есть тело, как у животного, разум, как у ангела, и нечто третье – то, что делает его уникальным. Способность одновременно грешить и раскаиваться, падать и подниматься, ненавидеть и прощать.
– И что же это за третье?
– Воля. Не просто способность выбирать между готовыми вариантами, а способность создавать новые варианты. Способность сказать: «Ни то, ни другое – я найду третий путь».
– Третий путь… – задумчиво повторил Творец. – Да, пожалуй, ты прав. Они удивляют даже меня.
Искры от костра поднялись выше и начали складываться в фигуры – силуэты людей разных эпох, от пещерных охотников до звездоплавателей будущего. На мгновение в воздухе повисла история человечества, рассказанная языком света.