Современные исследования истории еврейского образования в Амстердаме (например, работы Шимонa Шокеда) подчеркивают, что его «ограниченность» была сознательной стратегией. Целью было не формирование критически мыслящего индивида, а воспроизводство религиозно-правовой элиты, способной поддерживать автономию общины. Изучение Талмуда по методу пилпула (сложной диалектики) тренировало интеллектуальную гибкость, но в строго очерченных доктринальных границах. Однако сама природа текстов, с которыми работали ученики – обширных, полных противоречий и герменевтических сложностей, – невольно поощряла интеллектуальную независимость. Именно эта внутренняя напряженность системы создала условия, в которых гений Спинозы смог использовать формальное обучение как трамплин для выхода за его пределы.
Маймонид и Ибн Эзра: скрытый подрывной потенциал.
Малоизученным аспектом является то, почему именно наследие Маймонида и Ибн Эзры стало катализатором для мысли Спинозы. Новейшие исследования их рецепции в XVII веке (в трудах Уоррена Зева Харви и Карлоса Фраэнкеля) показывают, что эти средневековые авторы не были монолитными фигурами. Маймонид, с его рационалистической интерпретацией Писания, аллегорическим прочтением чудес и стремлением примирить веру и философию, заложил мину под фундамент буквалистского понимания религии. Его учение о Боге как о чистом интеллекте и отрицании божественных атрибутов напрямую вело к пантеистическим выводам, которые сам Маймонид, вероятно, отверг бы. Ибн Эзра, в свою очередь, в своих загадочных комментариях к Пятикнижию открыто намекал на более позднее происхождение некоторых текстов Моисея, подрывая догмат о буквальной боговдохновенности. Таким образом, Спиноза не «извращал» их учение, а доводил до логического завершения те рационалистические и критические принципы, которые в их трудах были скрыты, смягчены или оставались в форме намеков. Его гений заключался в том, чтобы прочесть этих авторов против grain (общепринятой традиции), извлечь их наиболее радикальные интуиции и построить на их основе последовательную и цельную философскую систему, свободную от компромиссов, на которые были вынуждены идти его средневековые предшественники. Этот «подрывной» потенциал, заложенный в самом сердце канонической еврейской традиции, и стал интеллектуальным оружием, которое Спиноза обратил против самой этой традиции.