Современные исследования, опирающиеся на работы таких историков, как Стивен Надлер («Spinoza: A Life», 1999), подчеркивают уникальность Амстердама эпохи Спинозы. Город представлял собой анклав относительной религиозной терпимости в охваченной религиозными войнами Европе. Эта атмосфера, однако, не была синонимом вседозволенности; она создавала напряженное поле для встречи различных культур и идей. Еврейская община, состоявшая в основном из марранов – евреев, насильно обращенных в христианство на Пиренейском полуострове и тайно сохранявших веру предков, – была внутренне неоднородной. Ее члены обладали сложной идентичностью, сочетавшей иудейскую традицию, элементы католического воспитания и знакомство с светской европейской культурой. Именно в этой среде, на стыке традиций, и вызревал критический ум, способный к радикальному пересмотру основополагающих концепций. Таким образом, внешние обстоятельства не «объясняют» гений Спинозы, но создают уникальный исторический «лабораторный тигель», в котором стало возможным вызревание его революционной мысли.
Проблема каузальности в возникновении гения: междисциплинарный подход
Один из самых трудных и малоизученных аспектов биографии любого великого мыслителя – это проблема специфической каузальности, связывающей среду и индивидуальный интеллект. Почему в одной и той же культурной среде появляется лишь один Спиноза? Современные подходы, интегрирующие данные когнитивной науки, эпигенетики и социальной истории (например, в работах Д. К. Деннета или Д. Шенхав), отказываются от упрощенных дихотомий «природа versus воспитание». Вместо этого предлагается модель сложной сетевой причинности, где генетическая предрасположенность, случайные нейробиологические особенности, доступ к специфическим текстам в ключевой момент и социальные потрясения образуют нелинейную, эмерджентную систему. Гений в такой парадигме – не следствие единой причины, а emergent property – возникающее свойство сложной системы, непредсказуемое на уровне ее отдельных компонентов. Это разъяснение не снимает ауры тайны, но переводит ее из плоскости метафизической загадки в плоскость методологического вызова для современных междисциплинарных исследований.