Распространение философии Спинозы за пределы латиноязычного учёного сообщества осуществлялось преимущественно через переводы на национальные языки, каждый из которых не просто транслировал, но и реконструировал учение в соответствии с особенностями конкретного культурного и интеллектуального контекста.
Ранние переводы и формирование национальных нарративов.
Первые переводы на нидерландский и французский языки в конце XVII – начале XVIII веков носили зачастую анонимный или полуанонимный характер, что было связано с сохранявшейся репутацией спинозизма как учения еретического и опасного. Эти ранние версии, как демонстрирует исследование Джонатана Исраэла (Jonathan Israel) в работе «Radical Enlightenment», выполняли двоякую функцию: с одной стороны, они демократизировали доступ к текстам, выводя их за рамки узкого круга учёных-латнистов, а с другой – закладывали основы для различных, подчас противоположных, национальных моделей рецепции. Во Франции, например, переводы часто смягчали пантеистические и детерминистские аспекты, встраивая идеи Спинозы в дискурс Просвещения, тогда как в немецких землях ранняя рецепция, напротив, акцентировала метафизический монизм, подготавливая почву для полемики с ним таких мыслителей, как Лейбниц и позднее – представителей немецкого идеализма.
Современная переводческая парадигма: между историзмом и философской точностью.
Современная эпоха характеризуется сдвигом от адаптирующих переводов к строго научным, философски аннотированным версиям. Этот переход ярко иллюстрируется сопоставлением классического французского перевода Шарля Аппюна (Charles Appuhn) и новейшего издания в серии «Bibliothèque de la Pléiade» под редакцией Пьера-Франсуа Моро (Pierre-François Moreau). Если первый стремился к литературной ясности и доступности, то последний ставит во главу угла терминологическую непротиворечивость и историко-философскую адекватность, сопровождая текст обширным аппаратом, разъясняющим семантические нюансы латинских понятий и их французских эквивалентов. Аналогичный процесс наблюдается в англоязычной среде, где перевод «Этики», выполненный Эдвином Кёрли (Edwin Curley), стал стандартом именно в силу своей философской скрупулёзности и отказа от стилистических украшательств в пользу концептуальной точности.