Вы упомянули о любви вашей к Богу, что сердце ваше пламенно горит любовию к Богу. Я в этом не сомневаюсь, но любовь Божия состоит не в том только, что в некоторое время ощущаем чувство умиления и слезы: это можно относить более к дарованиям Божиим или награде от Него, а о любви сказано: любяй Мя заповеди Моя соблюдает (Ин. 14:21); то, считая чувства оные любовью к Богу, можно обольститься о себе мнением, за что иногда попускаются искушения, подобные тем, какие вы испытываете: грусть, тоска, мрак и т. п. Когда прочтете 55 Слово Исаака Сирина, то можете уразуметь гораздо лучше, в чем состоит любовь Божия.
≈
Видел ваше друг против друга возмущение и не удивляюсь оному: враг завидует вашему мирному жительству, старается различными кознями возмутить мир ваш и разрушить ваше согласие, но благодарение Господу, что не порадовался враг, но посрамился вашим объяснением и смирением друг перед другом. Так и впредь поступайте, я вас предварял, что любовь, дружба и согласие противным искушаются, не тогда только они тверды, когда мы любим ласкающих нас и уважающих и не замечаем, какие в сердце нашем кроются страсти гордости, самолюбия, злобы, гнева, зависти и прочее. Как бы ни случилось, по нечаянности ли, неумышленно, или по вражиему прилогу, друг друга оскорбить или оскорбиться и возмущаться, не закосневайте в оном, не давайте пищи страстям, не утешайте врага: вы уже испытали, знаете, как одержать над ним победу, при Божией помощи: самоукорение, смирение, «прости!», а ежели будете раздувать искру вражды и плести помыслы, то недолго пламени возгореться, и запутаетесь в пленицы помыслов, самосмышления и самооправдания, потеряете мир, то что сего бедственнее и плачевнее?
≈
…Пишешь, что не имеешь мира с N.; кажется, можно научиться этой азбуке, что это устроение твое не от нее, а от твоего залога сердечного неправого. Мы ученицы Христовы, а Он повелевает любить врагов. Где же эта любовь? Как же мы познаем, имеем ли ее? Конечно, тогда, когда нас обижают и поносят, и им позволяет это делать Бог к испытанию нашему. Когда же не только не терпим, но и не имеем любви, то должны о сем каяться и себя укорять, что посланные случаи к нашему обучению не только не обращаем себе в пользу, но еще и вредимся ими, получаем оружие на поражение врага, а вместо того себя оным уязвляем.
≈
Тебя не любят, ты люби их, то, что тебя не любят, не от тебя зависит, а их любить состоит в твоей воле и есть твоя обязанность, ибо Господь заповедал: любить не любящих нас, но врагов (Мф.5:44), а когда в нас этого нет, то и кольми паче должны мы смиряться и прогонять гордость и молиться о сем Господу. Если они не желают иметь общения с тобою, то и не ищи его, надобно всех любить и всех бегать.
≈
Два монаха жили в тесной дружбе. Один из них в чем-то заподозрил другого и охладел к нему. На вопрос брата о причине сего сказал: «Ты сделал то и то». Брат начал уверять, что не было этого, но тот не поверил ему. И вот подумал обвиненный: может, и сделал я что-то, но забыл, как все забываю, а брат помог вспомнить мне грех. И он начал благодарить Господа и брата, через которого Господь сподобил его познать грех свой. Пошел просить прощения, но тот первый поклонился ему в ноги и сказал: «Прости меня, открыл мне Господь, что невиновен ты».
Один брат спросил старца: «Что есть смирение?» Старец отвечал: «Смирение есть дело великое и Божественное; путем же к смирению служат телесные труды, совершаемые разумно, также считать себя ниже всех и постоянно молиться Богу, это путь к смирению, самое же смирение Божественно и непостижимо».
≈
Рассказывали, что, когда братия приходили к авве Пимену, он отсылал их прежде к авве Анувию, потому что Анувий был старше его летами, но авва Анувий говорил им: «Идите к брату моему Пимену, он сам имеет дар слова». Если же где находился авва Анувий вместе с Пименом, то авва Пимен совсем не говорил в присутствии его.
≈
Авва Пафнутий вспоминал: «Во дни жизни старцев я всегда ходил к ним по два раза в месяц, проходя двенадцать миль, и открывал им всякий помысл свой. Старцы всегда говорили мне одно и то же: «Куда бы ты ни пришел, храни смирение – и будешь спокоен».
≈
Некий брат жил в общежитии, и все обвинения, которые возлагали на него братия, даже обвинения в любодеянии, принимал на себя. Некоторые из братий начали роптать на него, говоря: «Сколько он сделал зла и не хочет даже работать!» Настоятель, зная его подвиг, говорил братиям: «Для меня приятнее одна циновка работы этого брата, сделанная со смирением, нежели все ваши, сделанные с гордостью». Чтобы доказать судом Божиим, каков этот брат, авва велел принести циновки работы братий и обвиненного брата, потом развели огонь, и авва положил в огонь все циновки. Работа роптавших братий сгорела, но циновка брата осталась неповрежденною. Братия, увидев это, умолкли, просили прощения у брата и отселе считали его своим отцом.
≈
Поведал о себе авва Антоний: «Я видел все сети диавола распростертыми поверх земли. Увидев это, я вздохнул и сказал: «Горе роду человеческому! Кто же сможет освободиться от этих сетей?» На это сказано мне: «Смиренномудрие спасется от них, и они не могут даже прикоснуться к нему».
≈
Как-то авва Иоанн сидел в Скиту. Братия, обступив его, вопрошали его о своих помыслах. Увидел это один из старцев и, побежденный завистью, сказал ему: «Иоанн! Ты подобен блуднице, которая украшает себя и умножает число любовников своих». Иоанн обнял его и сказал: «Истину говоришь, отец мой».
≈
К авве Серапиону пришел некий брат и старец предложил ему, по принятому между монахами обычаю, сотворить молитву, но брат отказался, называя себя грешным, недостойным и самого монашеского образа. Старец хотел умыть ему ноги, но он не допустил, отказавшись теми же словами. Авва предложил ему разделить с собою трапезу. Когда они вкушали пишу, старец начал с любовию говорить ему: «Сын мой! Пребывай в твоей хижине и внимай себе и деланию твоему, потому что хождение с места на место не принесет тебе такой пользы, какую принесет безмолвие». Брат, услышав это, сильно огорчился, и это огорчение не могло укрыться от старца. Тогда авва Серапион сказал ему: «До сего времени ты называл себя грешником и говорил о себе, что недостоин и жизни, а только я сказал с любовью о полезном для тебя, как ты и разгневался! Если хочешь стяжать истинное смирение, то приучайся мужественно претерпевать наносимые оскорбления от других, а пустым смиреннословием не облекайся». Брат, выслушав это, просил у старца прощения, сознаваясь в ошибочности своего поведения. И пошел от него, получив большую пользу.
≈
Один брат находился в церкви, где происходила вечеря любви. Он сел за трапезу, чтобы подкрепиться пищею с братиею. Некоторые братия спросили: «А этот зачем здесь?» И ему сказали: «Встань и выйди вон». Он встал и вышел. Другие огорчились тем, что его выгнали, и позвали его назад. После этого один из братии спросил его: «Что помышлял ты, когда тебя сперва выгнали, а потом снова позвали?» Он отвечал: «Положил в сердце моем, что равен псу, который выходит, когда его выгоняют, а когда призывают, приходит».
≈
Некий из отцов рассказывал: «Два епископа жили недалеко друг от друга. Один из них был богат и силен, а другой – смирен. Случилось так, что они не поладили, и сильный искал случая причинить зло другому. Узнав об этом, смиренный сказал своему клиру: „Мы победим его благодатию Божиею“. „Владыко! Кто же сможет сладить с ним?“ – возразили ему. „Потерпите, чада, – сказал он, – и увидите милость Божию“. Когда у богатого епископа был праздник святых мучеников, смиренный епископ собрал свой клир и сказал им: „Следуйте за мною и смотрите, делайте то, что я буду делать, и мы победим его“. Пришли они на праздник, когда окончилось у него молебствие и собрался у него весь город. Смиренный епископ с клиром своим падает к ногам сильного епископа: „Прости нам, владыко, мы рабы твои“. Он, пораженный и умиленный тем, что сделал смиренный, сам упал в ноги его, говоря: „Ты будешь мой владыка и отец“. И с того времени воцарилась между ними великая любовь. Смиренный сказал клиру своему: „Не говорил ли я вам, чада, что мы победим его благодатию Христовою?“ Так и вы, когда имеете вражду к кому-нибудь, делайте то же – и победите благодатию Господа нашего Иисуса Христа».
≈
Святой Нифонт, патриарх Константинопольский, после удаления из Константинополя и Валахии, тайно пришел под видом поселянина в афонский монастырь святого Дионисия. Как неведомый пришелец, он был сделан погонщиком мулов и ухаживал за рабочим скотом. Но Бог в видении открыл его тайну игумену. Представилось ему, что он находится в храме. Тут является Предтеча Господень и говорит ему: «Собери братство, и выйдите навстречу патриарху Нифонту. Высота смирения его да будет образцом для вас. Он – патриарх, а снизошел до состояния одного из ваших рабочих». Пораженный сим, игумен долго не мог прийти в себя. Потом, когда успокоилась его мысль, приказал ударить в доску. Собралась братия, и он рассказал им о видении Предтечи Господня. Тогда все узнали в своем рабочем патриарха Нифонта. Пока это происходило, святой работник отправился в лес по дрова.
Когда же он возвращался со своего послушания, все вышли к кладбищенской церкви навстречу ему и, как патриарху, почтительно поклонились. Тронутый до слез неожиданным торжеством собственного своего смирения, Нифонт повергся перед всеми и плакал. «Кончился искус терпения твоего, Вселенныя светильниче, – сказал ему настоятель, целуя святительскую десницу, – довольно смирения твоего для смирения собственной нашей немощи». Плакал блаженный Нифонт, глубоко потрясенный событием. Плакали братия, а наипаче те, которые по неведению огорчали его и, прося прощения, лежали у ног его. «Для того, отцы и братия мои, скрыл меня Господь от вашей любви, – сказал, наконец, святой Нифонт, – что сам я просил Его о том, чтобы во смирении моем помянул меня Господь».
≈
В одном городе был епископ, который, по диавольскому наущению, впал как-то в смертный грех. Горько раскаявшись в своем падении, епископ, чтобы получить прощение, поступил следующим образом. Когда в церковь собралось множество народа, он вышел на середину храма и перед всеми открыто исповедовал свой грех. После этого, считая себя, по глубокому смирению, недостойным святительского сана, он снял с себя омофор, положил его на престол и сказал народу: «Простите меня, братие, теперь я уже больше не могу быть у вас епископом». Видя великое смирение и сокрушение своего пастыря, все, кто был в храме, с плачем воскликнули: «Пусть грех твой на нас ляжет, отче, только не лишай нас своего пастырства». Долго они умоляли епископа остаться с ними.
Уступая, с одной стороны, молению своей паствы, а с другой, желая чем-либо искупить свой грех перед Богом, епископ, наконец, воскликнул: «Ну, если уж непременно хотите, чтобы я остался у вас, то я сделаю это, но только при одном условии: если вы дадите мне слово беспрекословно исполнить то, что я сейчас повелю вам». Все дали слово. Тогда епископ приказал запереть церковные двери и сказал: «Знайте же теперь, что тот из вас не будет иметь части у Бога, кто сейчас не попрет меня своими ногами». И с этими словами простерся ниц на земле. Все ужаснулись, но, не смея нарушить данного слова и боясь прещения епископа, стали проходить через него. И что же? Когда переступил через него последний человек из тех, кто был в церкви, голос с неба сказал: «Ради великого его смирения Я простил его грех!» Все услышали этот голос и прославили Бога.
≈
Петр, пресвитер Диосский, когда бывал на общественной молитве, то, хотя его и принуждали стоять впереди всех из уважения к его священству, по смирению своему всегда становился сзади других, исповедуя свои грехи. Делал он это, никого не оскорбляя.
≈
В Сергиевом Посаде жили два друга: Николаи Иванович Шабунин, заведовавший лаврской аптекой, и некто Сергей Сергеевич Бочкин. Николай был старше Сергея, иногда позволял себе допускать фантазерство по вопросам веры, а Сергей в религиозных убеждениях был строго православен. Иногда их разговоры касались темы вечных мучений. При этом всякий раз Николай фантазировал, как и многие, говоря, что вечных мучений не бывает. «Не может быть, – утверждал он, – чтобы Бог осудил Свое создание на вечные мучения». А Сергей, на основании слов Господа в Святом Евангелии: идут сии в муку вечную (Мф. 25:46), считал истиной существование вечной муки. Шабунин обычно упорствовал, и спор друзей кончался тем, что они оставляли этот вопрос до смерти кого-нибудь из них. Кто первый умрет, уславливались они, тот должен, если на то будет воля Божия, обязательно явиться из загробной жизни оставшемуся в живых и сказать, есть ли вечное мучение. Николай говорил шутя: «Ну, Сережа, придется мне являться к тебе из загробного мира с ответом о вечных мучениях. Я старше и несомненно умру прежде тебя». Сергей отвечал: «Бог знает, кто из нас умрет первым, может случиться, что я, молодой, умру прежде тебя».
Так и вышло. Прошел год после их разговора. Сергей заболел. Ему сделали операцию, которая оказалась неудачной, и он умер. После его смерти, накануне сорокового дня, Николай, ложась спать, читал книгу профессора Голубинского «О Премудрости и Благости Божией в судьбах мира и жизни человека». Почувствовав усталость, он положил книгу под подушку и уснул. Только он задремал, как ясно видит перед собой Сергея. Лицо его молодо, необычайно красиво и исполнено радости. Одежда на нем изящная, что особенно привлекло внимание Николая, а в его галстуке сияет крупная брошь, переливаясь всеми цветами радуги. Сергей, подойдя к Николаю, сказал: «Есть жизнь светлая, вечная, есть и муки вечные, уготованные собственным произволением грешников». Сергей сказал другу еще несколько слов и в завершение добавил: «Всего сказано мной ты и не упомнишь, но у тебя лежит под подушкой книга. Прочитай в ней с особенным вниманием шестую и седьмую главы, и твой ум просветится благодатной истиной о жизни вечной. В этой жизни существуют и неизреченное райское блаженство, и мука вечная». Когда Николай проснулся, то немедленно зажег огонь и с великой радостью прочитал в книге Голубинского указанные места. От прочитано ум его как бы просветлел, а сердце наполнилось радостью и успокоением. Он искренне благодарил Бога за Его великую милость к нему, а Сергея – за дружескую любовь, которая вечна и не умирает.
≈
Два брата, монахи, придя в соседний город, чтобы там продать свою работу, остановились в гостинице. По продаже рукоделия один пошел закупить все необходимое, а другой остался в гостинице и, по наущению диавола, впал в любодеяние. Вернувшийся брат сказал: «Мы запаслись всем нужным, теперь возвратимся в келью». Брат отвечал ему: «Я не могу возвратиться». Когда же брат начал упрашивать его, он исповедал свой грех. «Я, – сказал он, – когда ты ушел от меня, впал в любодеяние и потому не хочу возвращаться». Брат, желая обрести и спасти душу брата, сказал ему с клятвой: «И я, отлучившись от тебя, подобным образом впал в любодеяние, однако воротимся в келью и предадимся покаянию. Богу все возможно. Ему возможно даровать нам прощение за наше покаяние и избавить от муки в огне вечном». Они возвратились в свою келью. Святые старцы наставили их на делание покаяния и дали заповеди, которые они исполняли тщательно. Не согрешивший брат приносил покаяние за грех, который как бы сам совершил, за согрешившего, по великой любви, которую имел к нему. Господь призрел на подвиг любви, открыл святым отцам тайну: за любовь того, кто не согрешал, а поверг себя труду покаяния для спасения брата, даровано прощение и согрешившему.