В студенческую мою пору вместе со своими однокурсниками довелось мне работать в колхозе. Институт был медицинский, и девушки в нем тогда преобладали; ребят было раз-два – и обчелся. Тем не менее каждое утро на пороге нашего барака появлялся пожилой колхозный бригадир с заполненными бланками нарядов и сиплым голосом объявлял: “Два человека и одна девушка – на выход”.

Этот анекдот невольно приходит мне на память в связи с тем положением, в котором очутился у нас нынче атеист, сохранивший верность своему безрелигиозному мировоззрению. Теснимый со страниц печати и с экрана телевидения в первую голову бывшими же своими собратьями, то есть новообращенными христианами, он, как белая ворона, должен чуть ли не оправдываться в своем неверии, доказывая, что также не чужд принципов общечеловеческой нравственности и что десять Моисеевых заповедей или евангельская Нагорная проповедь – столь же неотъемлемая часть его духовного естества, как и у всякого добропорядочного христианина.

И в этом смысле очень показательна публикация Анатолия Курчаткина “Откровение для атеиста, очевидность для верующего” (“ЛГ”, № 8, 2000 г.), где он выступает в роли комментатора статьи кандидата биологических наук Н. Кастрикина, пытающегося вывести потребность нравственного поведения человека из присущего всему живому инстинкта видосохранения. Замечу кстати, что Кастрикин здесь отнюдь не первопроходец, как полагает Курчаткин, и что еще более 30 лет назад, в середине шестидесятых, в “Новом мире” А. Твардовского была напечатана большая статья на ту же тему замечательного советского генетика В. Эфроимсона “Эволюция альтруизма”, получившая в ту пору небывалый резонанс. Но это так, к слову. Остановиться же я хочу на другом.