лезвие света полоснуло рядом с Боживым.
— Привел? — спросили Купсика из-за приоткрытой двери.
— Да, — коротко ответил тот.
Дверь во мгновение распахнулась настежь — это Купсик
отдернул ее за ручку.
В небольшом коридоре с невысоким потолком никого не
оказалось, когда после предложения Купсика Божив проследовал за
ним внутрь помещения.
В крохотной комнате в плетеном деревянном кресле сидел
человек, и Божив незамедлительно узнал его.
— Добрый вечер, — обратился тот к Юре с какой-то
приторной, но взволнованной лаской в голосе.
— Здравствуйте, Остап Моисеевич, — прицелившись всем
своим вниманием, ответил Божив этому человеку.
А прицелился Юра прямо в глаза Остапу Моисеевичу, который,
не обращая внимания на отношение к нему вошедшего, рукавом
пиджака протер по своему носу, и на рукаве осталась тонкая
влажная полоска.
— У вас насморк, Остап Моисеевич? — попытался съязвить
Юра, чтобы этим самым подчеркнуть свое спокойствие и готовность
ко всему.
— У меня сегодня ты, — и Остап Моисеевич бросил на
секунду взгляд в сторону Васильева. И Купсик одобрительно
оскалился. — В гостях, — добавил Остап Моисеевич, снова
обращаясь к Боживу. Юра, не спрашивая разрешения, развалился в
кресле напротив Остапа Моисеевича.
— Молодец, — приветствовал тот, — я ценю в тебе твою
уверенную наивность.
— Спасибо, — наигранно улыбнулся Божив, — но похвалы
без халвы, все равно что сука без кобеля.
— Ясно, — принял вызов Остап Моисеевич. — Васильев, —
обратился он к своему компаньону, — приготовь нам кофе. — И
Купсик не говоря ни слова удалился в соседнее помещение.
— Кофе — это хорошо, — взбодрился Божив,
почувствовавший, что расплата с ним принимает затяжной характер
и есть надежда уйти отсюда живым.
— Я бы тебе посоветовал быть более сговорчивым, Божив,
ха-ха, — расхохотался Остап Моисеевич и вольготно откинулся на
спинку кресла.
— А если нет? — осведомился Юра.
— Ты знаешь, Божив, здесь только два пути: либо
договоримся, либо договоришься ты.
— Вы сказали договоримся? — отвечал Божив. — Это
хорошо, ибо подчеркивает, возможно, что договоритесь и вы.
— Я ценю остроту, — после некоторого молчания заговорил
Остап Моисеевич, — но самая острая острота, в конце концов,
переходит… в нежность, ибо острее нежности нет ничего на
свете.
— Неужели мы с вами сможет когда-нибудь расцеловаться,
Остап Моисеевич?
— Да, я уже предложил свой поцелуй, теперь очередь за
вами.
— Значит, очередь за мной? — Но Остап Моисеевич
промолчал. — Короче, — активизировался Божив, — что вы от
меня хотите?
— А-а, вот и кофе, — театрально воскликнул Остап
Моисеевич в глаза, — халва прибыла, Юрий Сергеевич. Теперь все
трое потягивали кофе из чашечек и некоторое время молча
посматривали друг на друга.
— Но если, как ты выразился, Божив, говорить короче, —
неожиданно заговорил Остап Моисеевич, ставя чашечку на
журнальный столик рядом с собой, — есть предложение. Скоро ты
будешь выходить в Астрал, а следовательно, сможешь обладать,
управлять более или менее серьезно энергетикой, искренне скажу,
сожалею, что не мог тебя остановить в этом.
Поверь, что оно тебе было бы и не нужным, ты бы и так
довольно успешно прожил свою жизнь, но раз уж так вышло и ты
прорываешься под присмотром Истины, нет, я бы, конечно, не
допустил подобного содружества, но, увы, Созерцателю виднее, а
именно он позволил заблокировать мое вмешательство в астральные
дела Истины и его учителя. — Остап Моисеевич продолжал
говорить, а Божив подумал про себя: Сережа говорил мне, что
учитель совсем не помогает ему, но выходит, что все не совсем
так, и потом Созерцатель… кто он, со слов этого мерзавца,
Остапа Моисеевича, можно предположить, Созерцатель, как некий
распорядитель, судья, а значит идет какая-то игра, но зачем, во
имя чего? Если я отсюда вернусь, я обязательно переговорю обо
всем этом с Истиной. — Короче, есть предложение, — вновь
прорвался в сознание Божива голос Остапа Моисеевича, и Юрины
размышления отступили.
— Хорошо, — сказал Божив, — хорошо, в чем его суть?
— Я понимаю, Божив, что вы, как и все нормальные люди,
хотите хорошо жить.
— Естественно, что