об этом ни слова.
— Странно, ну да ладно, хотите, я вам свои первые стихи
почитаю, они, правда, не вошли в сборник Счастливый сон, —
Золотов рылся в шкафу. — Но, сами понимаете, редактура у нас
без слуха, так сказать, да и потом, разве можно вместить всю
мою открытую душу… печатные площади ограничены, — надменно
произнес стихотворец, и развел руками, и важно оттопырил нижнюю
губу, в одной руке у него уже находилась тетрадка, такая же
замусоленная, как и предложенная мне кружка с чаем. Теперь
Золотов присел со мной рядышком, разлистнул эту тетрадь и
сказал: — Вот, оно открылось — его и прочту, напоминаю, это
из первых моих стихов.
— Да-да, — подтвердил я и принял внимательный вид, —
читайте.
И Золотов нараспев задекламировал:
Найти бы
пятновыводитель,
Что с неба выведет
Луну!
Померк бы
мой руководитель,
И я ко тьме бы лишь
прильнул!
Хранитель мой — не обижайся!
Мне жаль усердие твое…
Ты мне вещаешь:
Возвращайся!
К тебе тянусь,
но на своем!
Я в телесах, я в низшем ранге,
под светом
извергаю
лай…
Меня ты мучаешь,
мой ангел:
оставь меня, —
не оставляй!
— Да! — сказал я, когда Золотов прочел стихотворение.
— Я прочту еще одно, — заторопился он и бегло отмусолил
пару страниц в тетрадке, приплевывая на пальцы. — Дождь, —
таинственно произнес он название следующего стихотворения.
Вокруг: стоят
дома многоэтажные.
Вокруг:
деревья
взмокшие
сутулятся
враскач,
как дирижеры очень
важные.
И дождь лишь
аплодирует
распутице!
Вокруг дома жилые,
ну и что же!
А в них почти пусты
балконов ложи!..
Роятся на асфальте в лужах
капли,
да телевышка мокнет словно
цапля,
да дождь живой шумит…
Как за кулисами:
Зонты
и шелестят плащи расхожие.
На цыпочках торопятся
прохожие
скорей увидеть дождь
по телевизору…
— И вот, еще совсем крохотное, — не делая никакой паузы
после отзвучавшего стихотворения, засуетился, заерзав на месте,
стихотворец.
Блудник
К новой бабе мчит на ладе, —
Затемненные очки…
Красны, как в губной помаде,
Поворотов колпачки!
Наступило молчание. Я выдержал паузу, в которую постарался
вложить свое многозначительно одобрение, а Золотов тем временем
настороженно смотрел куда-то на пол, словно прислушиваясь к
нарастанию моего восторга, а мне, признаться, и в самом деле
показались его последние стихи довольно симпатичными,
неплохими, но, конечно же, вызвать страстное восхваление,
которого ожидал Золотов, они не могли. Мне ничего не оставалось
делать, как прибегнуть к почитательской гиперболе: размашисто
воскликнуть: — Вы — гений, Золотов! Да, это не каждому дано.
А он действительно молодец, — добавил я про себя.
Золотов торжествовал.
— В наше время нелегко, — театрально проговорил он, —
встретить ценителя поэзии — истинного, — добавил он.
— Вы меня явно переоцениваете, — отозвался я на
встречную похвалу, — А вы знаете, у меня к вам дело, и
непростое, оно касается непосредственно вас, — определился я.
— Дело? Вы мне еще больше начинаете нравиться, — Золотов
развалилися на стуле напротив меня. — Говорите, я весь
внимание, — уважительно потребовал он.
— Пожалуй, начну с того, что представлюсь вам: я должен
перед вами извиниться, даже, скорее, немного огорчить, но не
одна ваша супруга Ветистова — ведьма, в данном случае.
— Что? Вы тоже?
— Нет, я не колдун, как вы решили подумать. Я —
сенсетив, энергетический интуит, так сказать.
— Обалдеть! А что это такое? — воскликнул Золотов и
хлопнул ладонями себя по коленям.
— Понимаете, — слегка призадумался я, — э-э, м-да,
сейчас объясню: природа меня одарила способностью