нижняя часть эгрегора, само не позаботится о
себе: пока дыхание само не прорвется в свои анналы земного
тела. Когда ты будешь сидеть бездыханно, от позвоночника, от
копчика вокруг тебя начнет все плавиться, в какой-то
нетерпеливой истоме страха и наслаждения, не обращай на это
внимания, постарайся получить от этого удовольствие, знай, что
в этот момент рвутся все привязки, все протуберанцы, щупальцы
энергетических нападений, идут возвратные удары.
Часть пятая СУЕТА
Друг детства
— Надежда Михайловна… Мама, вам чаю принести? Вы будете
чай пить, Алексей Константинович? — заботливо спросила Наташа.
— Наташенька, ты не беспокойся, — тут же отозвалась
мама, — иди к Сабинушке, я сама подам чай.
— Ну что вы, мама, у вас гость.
— Нет, нет, я сама, — встав с кресла, твердо и
убедительно подытожила свое заверение мама. — Этот гость не
совсем обычный, гость моего детства, — улыбнулась она в
сторону Алексея Константиновича.
— Да уж, это точно, — немного застеснялся Алексей
Константинович и приятно разулыбался.
— Ну как хотите, друзьям виднее, — определилась Наташа и
ушла в зал к дочери.
— Леш, тебе некрепкий сделать?
— На твое усмотрение.
— Хорошо, сейчас принесу.
— Только, слышь, Надя, без сахара, хорошо?
— Боже мой, а что так сурово?
— Сахорок дело, конечно, неплохое… но… увы… —
Алексей Константинович пожал плечами и развел руки в стороны.
— Диета?
— Она самая.
— Ты знаешь, один мой знакомый так говорит: К черту все,
если я сяду на диету, то потом она сядет на меня.
— Надь, я понимаю, ты философ, рассуждать — твоя
профессия… но лучше за чаем.
— Без сахара.
— Как говорится, с точки зрения дифференциального
подхода, это есть суть, совершенно приемлемая для меня.
— Все, иду.
— В рассуждения?
— За чаем, пародист, — сказала мама и вышла на кухню.
Скоро она возвратилась в комнату с двумя чашками горячего
чая, которые дымились на небольшом никелированном подносе у нее
в руках.
— Леш, поставь столик между кресел.
И Алексей Константинович тут же выполнил это поручение.
Вскоре они пили чай и разговаривали.
— Послушай, Леша, ты знатный криминалист.
— А ты хочешь в этом удостовериться?
— А почему бы и нет? Вот скажешь, какого происхождения
чай, поверю.
— Так, — задумчиво произнес Алексей Константинович,
отпив глоток чая из кружки, — сейчас определимся….
кажется…
— А ты не выкручивайся, говори точно, не ожидай, что я
тебе подскажу.
— Индийский, — коротко выпалил Алексей Константинович и
азартно заглянул в мамины глаза.
— Не-а, — расхохоталась она, — ни фига не угадал, —
грузинский.
— Ну ладно, этими мелочами пусть занимаются
студентыкриминалисты, зато вот Сказку о любви сына твоего я,
кажется, разгадал.
— Да, сказка очень хорошая, она так неожиданна для меня.
— Да нет, ты меня не поняла, Надя, — серьезно произнес
Алексей Константинович.
— Что значит не поняла?
— Сказка действительно хорошая, но не в содержании дело.
— Слушай, Алексей, заканчивай туманить, что ты имеешь в
виду, я тебе дала ее просто почитать.
— Хорошо, — сказал Алексей Константинович, взял стоявший
возле кресла свой дипломат, бегло вскрыл его на коленях, извлек
оттуда несколько исписанных от руки листков бумаги и протянул
их своей подруге, — вот, — определил он, — прочти.
— Ну… и что… я уже читала, — проговорила мама,
просматривая листы.
— Да нет, не сказку саму смотри, отлистни последнюю
страницу, — и мама выполнила предложенное, — прочти, каким
числом датирована рукопись. — И мама прочла дату написания.
— Написано десять лет назад, ну и что?
— Да ничего, сущий пустяк, эта сказка сфабрикована не
более месяца назад, по крайней мере, переписана чьей-то рукой.
— Ты шутишь, — насторожилась мама.
— Можешь быть уверена, данные из экспертлаборатории.
— Да ты что, Леша, в самом-то деле, почерк-то Сережин.
— Ты уверена?
— Абсолютно уверена.
— Если хочешь, я смогу уточнить, действительно ли его
почерк, хотя, конечно, дело это ваше, семейное.
— Тебе для этого нужен образец Сережиного почерка?
— Да, что-нибудь