со змеевидной улыбкой, руки в брюки, карманы
оттопырены, голова разворачивается вместе с туловищем.
Он возник из большого фойе, видимо, обозленный невыходом
на работу супруга контролера по неведомым на то причинам,
потому что тот, насколько я понимал, всегда потакал Палычу в
его ехидных прихотях, а кроме сего, с последним всегда можно
было выпить безотказно.
— Уже уходите? — заискивающе обратился он к Екатерине,
ибо относился он к ней настороженно, по причине ее острого
языка, а Палыч, уж больно влюбленный в свой авторитетный
минимум, не хотел лишний раз получать пинка, особенно при
посторонних, каким в настоящий момент является этот, весьма
толстоватый и на вид неуклюжий молодой человек, с обвисшими
щеками, то есть я.
— А вы сегодня весьма молодо выглядите, Палыч! —
восторженно воскликнула Екатерина. От удовольствия Палыч,
слегка раскачиваясь всем туловищем, высоко приподнял голову.
— Прямо как мальчик из подворотни! — расхохотавшись,
добавила она.
И только что похваленый, Палыч тут же скривился в лице
своем, словно надкусил лимон, и оттопырил надменно губы, но
глаза его не теряли надежды на то, что вдруг как Васильевна
все-таки взбодрит, подбросит лакомое словечка, на какое она
всегда была способна.
— Вы прекрасный мальчик, Палыч… Я вас люблю! — на ходу
через малое фойе обронила Екатерина через плечо и обалдело
закатила глазки, и киномеханик первой категории, действительно,
приветственно прощаясь, поднял руку вслед Екатерине Васильевне
и благодарно и дураковато улыбнулся.
И вот уже совсем неожиданно дверь в бывший мой кабинет
открылась настежь, и директор кинотеатра, Юра Божив, вышагнул в
малое фойе.
И я, и моя спутница — остановились в ожидании.
— Вы уже уходите? — обратился Божив к Екатерине, но
подозрительно рассматривая меня.
— А вы остаетесь? — тут же подмигнув Юрию Сергеевичу, с
наигранной торжественностью откликнулась Екатерина Васильевна.
— Как видите! Уважаемая Екатерина Васильевна, рабочий
день еще не закончился…
— Тогда… — Екатерина призадумалась на мгновение. —
Счастливо оставаться, Юрий Сергеевич, — торопливо добавила она
и грациозно, особенно выразительно взяла меня под руку.
— Постойте! — спохватился Божив. — А что Зоя Карловна,
у себя?
— Она… По делам, так сказать… Отсутствует…
— Хорошо. Можете ей передать, что теперь ее ожидает
сюрприз.
— Понимаю… Юрий Сергеевич…
— Что вы понимаете! Я просто влеплю ей выговор.
— Когда мужчина делает выговор женщине…
— Что вы хотите этим сказать?!
— Ничего. Признайтесь мне, — напустив серьезный вид,
спросила Божива Екатерина, — вы ревнуете Зою Карловну, да?
— Вы с ума сошли, Екатерина Васильевна! — разгневался
Юра и метнул разгоряченный взгляд на Палыча, и возможно, на
какое-то мгновение, у Божива промелькнула мысль отослать его по
какой-либо причине наверх, в кинопроекционную, дабы не
свидетельствовал неприятный разговор, но подходящая причина не
нашлась, и директору ничего не оставалось, как впялить свои
напряженные глаза в Екатерину.
— А что, — не унималась Екатерина, — Юрий Сергеевич,
ведь мы же с вами не совсем безразличны друг к другу?… Хи-хи.
— подхихикнула она в мою сторону.
— Да ну вас! — отмахнулся от Екатерины Божив и
покраснел. — В самом-то деле, — подавленно и беззащитно,
словно попросил помилования и не замедлил скрыться в кабинете,
на секундочку укоризненно опять глянув в сторону недогадливого
киномеханика, что продолжал важно стоять, оттопырив губы и
веско приподняв свои тяжеловесные брови: он и в самом деле
ничего не понимал!..
— Тоже мне, герой! — красноречиво фыркнула Екатерина в
адрес Божива, когда мы с нею оказались на площади кинотеатра.
— Делать бы ему выговор, если бы не я его из океана
вытащила!.. Впрочем.. — поправилась она, — откуда же ему об
этом знать… Остап Моисеевич, и тот до сих пор в
недоразумении: как же так — художник утонул!.. Если они меня
вычислят…
— А контролер? — поинтересовался я. — Он что,
действительно пропал?
— Не думаю, чтобы эта дылда куда-нибудь запропастилась,
наверняка выполняет какое-нибудь поручение Остапа Моисеевича,
ведь мы же люди подневольные, —