женских сапог, два небольших
квадратных окна почти под потолком забиты фанерой и прочно
заштрихованы металлической решеткой, распахнутый диван у стены,
с замусоленной обивкой, на диване сидит какой-то мужчина:
усиленно потирает виски, жмурится, не открывая глаз, а у его
ног валяется несколько пустых спиртоносных бутылок. Если бы он
сейчас открыл глаза, он наверняка увидел бы меня, я не
сомневался в этом, и тогда, понимая, что могу быть замечен, я
шагнул за старинный громоздкий шкаф и продолжал подглядывать за
сидящим на диване человеком сквозь этот шкаф. Мужчина сидел
брюзгливо, ему было лет сорок. В угол дивана забился вопящий
магнитофон, будто ему дали пинка. Посредине комнаты прямо на
полу стояла настольная лампа, она охватывала диван своим
светом, жестко светила мужчине прямо в лицо, как на допросе.
Наконец мужчина отщерил свои глаза, прищуренно рассмотрел руки,
потом пару раз слегка приподнял свой увесистый мешок живота и
оставил его лежать на коленях. Позади сидящего на диване лежал
еще один голый человек, девушка, но когда она приподнялась на
локти и слепо улыбнулась в сторону лампы, я увидел, что это
была не девушка, еще не девушка: это была совсем юная
девочка-подросток. Она села рядом с мужчиной, зевнула и
протяжно потянулась. Тогда ее сосед наклонился к магнитофону и
немного приглушил громкость. Теперь, если бы сидящие на диване
стали разговаривать между собой, их истомные голоса мог бы
разобрать и я.
— Детка, — обратился мужчина к девочке, — сапоги выбери
себе там, на столе, — он небрежно махнул в сторону, будто
повелитель этого подвала.
— О-о! — воскликнула юная женщина, ей всего было лет
тринадцать на вид. — Малыш мой расщедрился, — восторженно
проорала она ему в ухо и укусила за это же ухо.
— Ты что! Оху…, дура, — мутно проговорил он и
тяжеловесно отмахнул ее, слово бабочку. Она свалилась на пол и
расхохоталась, катаясь по полу перед лампой. Бутылки,
позвякивая, раскатились по сторонам.
— Встань, сука, потом я сосать тебя буду грязную.
— Пусть лучше он у тебя встанет, — снова расхохоталась
она.
Девочка подползла к нему поближе, ухватилась за его колени
и подтянулась, ее голова возникла между его колен.
— Помочь? — дерзко вопросила она.
— А-а, — брезгливо протянул он и, раздвинув колени,
развалился на диване, его живот метнулся налево и отвис на
правый бок. Посматривая на прибалдевшего партнера, девочка,
стараясь не шевелиться, дабы не насторожить его, пошарила рукой
под диваном и через некоторое время в ее руке оказался флакон
лака. Она оттянула на себя доселе обвисшее мужское достоинство,
ее рука пьяно пошатывалась, девочка прицеливалась…
прицеливалась и… лаковая пыль, всшипев, змеино вспенилась
между ног мужчины.
— А-а, га…! Г…гадина! — бессильно пытаясь подняться,
завопил он. — Что ты делаешь, стерва!..
— Лакирую, чтобы стоял, — надрывно реготала она.
— Ладно, — словно пережевывая слова, сглатывая одышку,
сказал мужчина. — Тьфу, — отплюнулся он. — Пошла вон… кому
сказал, сапоги посмотри. Слышишь?
— Любые? Взять могу…
— Бери, дарю, сказал.
— Надо же, — расшвыривая по комнате разноцветные пары
сапог, рассуждала девочка, зябко пошатываясь у стола.
— Ты что, ху..шь, — будто взмолился мужчина, когда одна
пара сапог отшарахнулась ему на живот.
— Ты все равно богатый, малыш, я просто кайфую от твоих
бабок.
— Ты думаешь, они мне легко достаются? Я пашу, как пидар,
за них. Ну кончай, тебе говорят! Слушай, — сочно отплюнувшись,
продолжал говорить он. — Какая х..ня получается. — Девочка
продолжала рыться в куче сапог. — Х..ня получается.
— Да-да, х..ня, малыш всегда прав.
— Ты что думаешь, я бы здесь, в этом пидарастическом
подвале был, если бы там, на Западе развернулся!.. Да я бы
контору отшиковал как надо. А тут… в подвале… Только бухать
и е….ся, да об….вать всех подряд, пока перестройка не
закончилась. Разогнали, как вонючих крыс, по подвалам. А что
делают крысы? Все тянут в подвал, а они там, наверху,
крысоловки свои узаконивают. Но нас, крыс, не проведешь, мы же
умные, с высшим образованием, сахарку сп..дим, и хвостик не
прищемит. Ты думаешь, я что? А я не просто так. Университет
закончил, в свое время,