14. Метасистема
Коротая наш субботний перерыв на обед, мы сидим на вахте охраны одного из элитных поселков. Здесь лоботрясничает Боб. Онже отрекомендовал Боба художником и нашим будущим спецом по аэрографии. Вечно небритый, в перманентно натянутой на голову вязаной шапочке, делающей его похожим на гарлемского негра, тот виртуозно убивает свое время за деньги на пару со впавшим в вечную кому напарником. Сутки напролет Боб ковыряет в носу, спит, решает кроссворды, пьет чай, оглушительно пукает и суровым тоном отпускает сальности всему миру. Когда к автоматическим воротам подъезжает очередной лимузин, Боб тыкает пальцем в кнопку на пульте и лениво выходит наружу: продемонстрировать собственное присутствие. Остальное время он сидит на вертящемся кресле и тупо вглядывается убитыми от выкуренной травы глазами в черно-белые мониторы слежения. Когда приезжаем мы с Онже, Боб первым делом спрашивает, есть ли у нас ганджубас. Если у нас не оказывается, он долго ломается, а затем достает свой из заначки.
Иногда Боб показывает нам свои работы. Выполненные в школьных тетрадях в клетку, изредка на альбомных листах, выглядят они, против ожидания, весьма недурно. День за днем Боб изображает на бумаге чертей, бесов, демонов, суккубов, зомби и прочую нечисть. На предложение нарисовать что-нибудь из другой оперы реагирует апатичным «нахуй». Онже ободрительно прикрывает глаза: художественный вкус Боба вполне соответствует запросам наших клиентов – владельцев белых спортивных мерседесов и яично-желтых субару.
– Ну, чем ты там опять занимаешься? – раздосадованный Онже победитовым взглядом буравит мне череп. Вместо того чтобы целиком отдаться работе, мое время с самого утра расходуется на скоропись в ежесекундник. Записная книжка уже поселилась в боковом кармане куртки: так легче до нее дотянуться.
Мир, вроде бы, не изменился, зато качественно переменилось мое к нему отношение. Теперь я вижу и оцениваю происходящее взглядом как бы другого, незнакомого мне человека. Я чувствую незримое присутствие Системы в каждом отдельном событии, будь то президентский указ или задержание очередного таджика без регистрации, милицейская война с грузинами или изменение ассортимента товаров в ближайшем супермаркете, рост цен на бензин или убийство банкира. Это как если бы я стал компьютером, которому провели мощный апгрейд: заменили материнскую плату, разогнали центральный процессор, добавили оперативной памяти. А еще подключили к глобальной Сети. Я стал сервером мощнейшей информационной базы, безостановочно вливающей в меня обильный поток сведений о предметах, о мире и обо мне самом. Под катализирующим воздействием ганджа, полезная информация поступает валом: словно подключаешься к гигантскому банку памяти и качаешь оттуда любую нужную информацию в доступной для твоего понимания форме.
***
Каннабис – это как хакерская программа для взлома домена UNIVERSUM.NET. Нормальные люди – архаты, монахи там всякие, десятилетиями себе программу доступа туда ваяют. Строчечки монтируют, ключики вычисляют, и лишь на закате жизни узнают пасворд допуска. Разве что такие продвинутые программеры как Будда еще в молодости доступ получали. Причем анлимитед, с админовскими полномочиями. А наркоманы проклятые на черном рынке программульки вот такие приобретают для взлома и юзают. Чтобы хоть на пару часиков в супербанк данных зайти, пока трубный глас «юзер анонимоус аксесс денаед!» не прозвучал.
***
Видя, что меня не оторвать от записей, Онже с плотоядным пристрастием берется изучать «журнал знакомств», лежащий у Боба на рабочем столе. От первой до последней страницы издание забито фотографиями и телефонами шлюх. Путаны всех видов, возрастов и расцветок приглашают состоятельных господ и выезжают к ним сами. Если бы проституция в нашей стране действительно была нелегальной, а сутенерство находилось вне закона, ментам не пришлось бы долго искать: бери журнал, обзванивай, узнавай адрес, отправляй опергруппу. И сразу же сотни сюжетов для телепрограммы «криминальная хроника» о том, как доблестная милиция ограждает общество от падения нравов.
– Галочки они зарабатывают, а не ограждают, – сплевывает на пол вахты Боб. – Кто из сутеров доход не приносит или бабло у них крысячит, тех и сливают под фанфары и телевизор!
Мой земеля, гэбэшник Чалый, рассказывал однажды о том как его друг-пэпээсник пытался оформить дорогую покупку в кредит. Не разрешили. Говорят: у вас зарплата маленькая, всего восемь тысяч. Тот даже задохнулся от возмущения: «Охренели вы, маленькая? Я каждую смену по пятерке в карман кладу, а то и десятку!». А рядом Чалый стоит и пристыжено шикает: тише, тише!
– У меня один знакомый в милицию верил, пока экспедитора их фирмы не бомбанули, – усмехается Боб. – Он в мусарню пришел, а там главный опер вместо оперативных мероприятий по глазам стегать его начал. Мол, вы, коммерсы, денег дофига огребаете, значит так вам и надо. Мы тут горбатимся за копейки, покой ваш охраняем, а вы, суки, жируете! А потом из отдела вышел и сел в навороченную ауди. У коммерса челюсть отпала: он хоть и «жирует», а такую машину даже в кредит себе позволить не может.
– Так сейчас жизнь такая, – заступается за ментов Онже. – Не наебешь – не проживешь, понимаешь? У мусоров свой хлеб, у нас свой.
– Да шакалы они все! – сплевывает Боб под ноги. – Раньше псами были, типа волков от овец отгоняли. А теперь волки с собаками перееблись на всех уровнях, и овец на два фронта дербанят, друг у друга куски отрывают. Вон, видали, каких-то эмвэдэшных полковников по телику недавно показывали, так у них там дачи как у нефтяных магнатов, по двадцать лимонов баксов каждая стоит!
Мы с Онже обмениваемся понимающими взглядами: таких борзых государственных служащих Матрица утилизирует моментально. Но если не выходить слишком уж далеко за рамки дозволенного, можно долгое время совмещать «охрану закона» с отвязным и демонстративным его нарушением. Матрица отбирает все радости у тех, за чей счет подпитывается, и охотно делится благами с каждым, кто прикладывает усилия к умножению ее могущества. Чем выше положение и чем серьезней ответственность агента, тем больших привилегий он заслуживает. Сержантам милиции дозволено грабить мигрантов, бойцам федеральной охраны устраивать гладиаторские бои в курортных ресторанах, а сыновьям министров безнаказанно сбивать насмерть пенсионерок на пешеходных переходах. И для каждого агента Системы действует целый ряд общих для них послаблений. Можно проходить в закрытые зоны, можно нарушать правила дорожного движения, можно пить водку в общественных местах, можно посылать на хуй законопослушных граждан, можно много чего делать такого, что для обывателя если и не преступно, то как минимум предосудительно. Например, простым смертным курение ганджа грозит немалым тюремным сроком, а человеку при удостоверении – легким наркотическим опьянением.
– Сколько мусоров у меня знакомых, ни одного не знаю, чтобы план не курил, – охотно комментирует Боб. – Что налоговая, что федералы, что ГАИ или там ППС – все трубят как завод детских игрушек! А тебя если с боксом примут – потянет года на три, как минимум.
Почти сто процентов тяжких и особо тяжких уголовных преступлений совершаются по пьяной лавочке, однако водку можно купить за копейки почти в каждом ларьке. Употребление же наркотиков запрещено Системой для вящего усыпления масс. Всего одна доза наркотика может сбить настройку Матрицы, нарушить здоровый питательный сон индивида-батарейки и вынудить его однажды проснуться прямо в своем электронном гнезде с вопросом о том, что есть Матрица. В то же время, любое табу подразумевает возможность выделять из массы индивидов, которые пренебрегают запретами. Либо государственная Система ограждает себя от этих людей, либо привлекает к себе на службу. Тот, кто сделался активным элементом канализации ресурсов от питательных элементов к скрытым аккумуляторам Пирамиды, может употреблять вещества без оглядки на действующее законодательство. Отныне на его безобидные шалости власть будет смотреть сквозь пальцы.
– Да Морфеус сам, видал, как смолит? – уставившись в журнал, Онже ковыряет в носу по Фрейду. – Вот если б мы по вене задвигались – тогда бы, наверно, нас осадили. А так им плевать, по ходу. Шабят себе пацаны и шабят, главное чтобы дела делались, понимаешь?
Главное, чтобы Матрица процветала. Чтоб наливались кровью мясистые щупальца и поступали соки в укрытый где-то жирный мозговой центр. Чтобы ширилась и полнела распластанная по человечеству склизкая левиафанская туша. О! Так ведь общество уже сравнивали с Левиафаном, и был это не кто иной, как Томас Гоббс. Интересно, чем раскумаривались древние социологи, прежде чем сесть за написание очередных научных трактатов?
– Ты че там все строчишь? – оттопыривает нижнюю губу Боб. Я конвульсивно стискиваю ручку зубами. Даже не представляю, в какую категорию можно определить эти разрозненные заметки. Что-то, однако, подсказывает мне, что они могут послужить материалом для прозы!
– Провожал свою косую я до самой до реки, подержал ее за жопу – долго пахло от руки! – реагирует Боб на мое неосторожное слово. Онже покатывается со смеху, Боб купается в лучах собственного остроумия.
– Ладно, мы поехали. – Онже решительно поднимается со стула и, не спрашивая разрешения у Боба, засовывает в карман штанов журнал интимных знакомств.
С сожалением я прячу ежесекундник. Мне совсем не хочется мотаться по пыльным подмосковным дорогам. Честно говоря, и наш автосервис наводит на меня жуткую скуку: мне в нем тесно. Я вкусил запретный плод несбыточной грезы, вгрызся зубами в сочное яблоко, почувствовал масштаб и невообразимые прежде возможности. Стоит лишь взяться – и можно перепахивать целые поля перспектив. Внутренним оком я вижу, как они расстилаются перед нашими с Онже ногами, равняя и утрамбовывая прежде непроходимую местность от наших стоп и до линии горизонта. Там, над горизонтом, багровеет предзакатное солнце Матрицы: огромное, кровавое, жаркое. Конечно, у всего есть пределы. Но горизонты имеют одно чудесное свойство: отдаляться по мере приближения к ним.
– Блядь, надо от мата избавляться нахуй, – в глубокой задумчивости желает Боб на прощание то ли нам, то ли себе самому. Просветлев ликом, вдруг обращается к нам. – А что, пацаны, у вас гандж совсем что ли закончился?
***
Оказываясь за пределами вахты, Боб перевоплощается из гарлемского негра в негра, переехавшего на Манхэттен. Сидя на мягком кожаном диване его тачки – чистой, вылизанной, пахнущей непередаваемым духом свежей дорогой иномарки, я чувствую себя Директором Мира в окружении личной прислуги – водителя и телохранителя.
– Брателла, жизни добавь! – требует Онже. Боб накручивает децибел. Мощная акустическая система нещадно молотит воздух салона ритмами гангста-рэпа. Мозг мой пульсирует в ритме фифти-сент.
Сквозь лазурную тонировку стерильно надраенных стекол рублево-успенский мир нестерпимо похож на Тридесятое королевство. Пронзая бледные тучи острыми шипами лучей, светило посверкивает на шпилях дворцов и башенках замков, полных славных рыцарей и кровожадных людоедов, радикулитных монархов и златовласых принцесс. Мощеная желтыми кирпичами поверхность шоссейной дороги уводит меня все дальше и вглубь в Страну Сказок. Туда, где по мановению доброй феи, моей крестной Матрицы, исполнятся все мои, даже самые нескромные грезы. Я снимаю на камеру телефона все, что видит с заднего сиденья будущий Царь Горы. Мне надо успеть вобрать в свою жизнь максимум ярких впечатлений и выжать из нее, наконец, в мусорное корыто все скисшие воспоминания об ушедшем прошедшем.
– Слышьте, это что за крендель там встал? – выворачивая назад голову, ерзает на сидении Боб. – Он уже два поворота сделал за нами!
Свернув с трассы на пустынную третьестепенную улочку, мы съехали с проезжей части с целью раскумариться подальше от любопытных взоров. Позади, метрах в пятидесяти, не разобрать номеров, одновременно с нами приткнулся к обочине угольного цвета дутый «мерин». Бельма фар вылупились в наши спины, серебристая решетка бампера скалится змеиным зевом. Чрево боа-констриктора кем-то наполнено, однако внутренности еле видны из-за густой тонировки лобового стекла.
– Не ссы, это големы. – Оторвавшись от забивания штакета, Онже вглядывается назад. – Тебе не грозит.
– За вами так на постоянку пасут? – с неудовольствием цедит Боб, изжевывая сигаретный фильтр.
– Не, за нашим космолетом дистанционное наблюдение! – подмигивает мне Онже. – Наружку только для экстренных случаев подключают, когда в чужой машине катаемся.
Онже уверен, что «хвосты», которые мы периодически за собой замечаем – это стандартный этап проверки со стороны Матрицы. По его мнению, слежка имеет целью выявить полный список контактов и зафиксировать все наши передвижения на случай, если мы все же начнем ввязываться в криминал, либо станем сливать кому-нибудь информацию не по назначению.
Сами защищенные тонировкой, мы некоторое время изучаем преследователей. Те не подают признаков жизни. Выплюнув измочаленную сигарету в окно, Боб заводит машину, трогается. Одновременно с нами отрывается от обочины мерин и следует по пятам на сравнительной скорости. Свернув в неприметный пустырь-тупичок, где за парой магазинчиков и бензозаправкой открывается диковатый сосновый бор, мы выбираемся из салона наружу. Порываясь, шумя ветвями деревьев, бледная анемичная осень дышит на нас сухим астматическим кашлем. Воздух пропитан смолой, нефтепродуктами и легким запахом серы, отчего кругом пахнет как в общественном туалете после его обработки освежителем воздуха «хвоя».
Углубившись в лесополосу, мы находим неглубокий овражек. Его усыпанное шишками и иголками дно прорезано изогнутым клинком лесного ручья. После торопливой раскурки, вооружившись прихваченными из багажника пустыми баклажками, мои спутники осторожно спускаются по облысевшему и порыжевшему к зиме мшистому склону. В ожидании, пока они доберутся до источника родниковой воды, я присаживаюсь на корточки, закуриваю сигарету, и изо всех сил силюсь додумать недодумываемое.
Кто-то установил, что человеческий мозг функционирует менее чем на пятнадцать процентов от номинальных возможностей. Не знаю, сколько дополнительных мощностей у меня включилось под воздействием ганджа и Матрицы, но голова гудит с явным превышением нормы. Точно две теннисные ракетки, трава и Система перебрасывают друг другу упругий мячик моего разума через теннисный корт сознания. От полушария к полушарию, от интуиции к рацио, от догадки к анализу, от озарения к знанию. Это нормально, это хорошо, так и надо. Я понял почти все. Осталось совсем чуточка, прежде чем я окончательно успокоюсь. Нужно уразуметь самую крохоту, которая не дает мозаичному пазлу сложиться в единое цельное полотно. Требуется понять: ЗАЧЕМ ВСЕ.
Этот ребус не может существовать бесцельно, сам по себе. Эволюция Системы и сам факт ее существования должны объясняться какими-то законами, которые либо еще не открыты, либо по каким-то причинам не объявляются во всеуслышание. Но что, если социологи молчат намеренно? Дабы не испугать человечество феноменом Коллективного разума прежде положенного срока, когда его существование станет для всех самоочевидным фактом?
Насколько можно считать живым улей или муравейник, Система суть живой коллективный организм, спаивающий людей в одно целое, эволюционирующий и самосовершенствующийся. Само общество фактически являет собой Систему. Благодаря ей, индивид становится собственно человеком, ибо развитие человека невозможно вне общества. Внутренним оком я вижу бесконечное поле, на котором семена индивидуального разума всходят побегами сознательной жизни из почвы коллективного бессознательного, и питают разросшимися своими ветвями коллективное Сверх-Я бездонных небес.
До сих пор я исходил из предположения о том, что Коллективный разум возник как продукт совокупности индивидуальных сознаний. Однако если шанс индивиду развиться в личность предоставляет Система, то не менее правомерным будет допущение и о том, что она не столько является следствием образования коллектива, сколько предваряет и обуславливает объединение людей в коллектив. Так что же было раньше: яйцо, или курица? Из библейских преданий известно, что Бог создал Адама по образу Своему и подобию, личностью. Но тогда откуда явилась Система? В нагрузку с Евой? В качестве бесплатного довеска, как в советских сельпо?
Нет, не так. «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему». В православном богословии этот разговор Бога с Самим Собой называется Предвечным советом Святой Троицы. Причем в данном конкретном случае словом «Бог» прикрываются узкоспециальные нужды христианской доктрины. Ведь употребленное в оригинальном тексте Книги Бытия древнееврейское «Элохим» в переводе суть не что иное как БОГИ. Тогда что же выходит, Бог – это и есть СИСТЕМА?!
Впрочем, что во Вселенной может существовать не как Система? Движение туманностей и галактик, зодиакальный круг звезд и планет, восход и закат солнца и месяца – система. Приливы и отливы, рост и увядание, менструальный цикл, рождение-старость-смерть – система. Открытые наукой биологические и физические законы природы, психики, логики – безусловно, система. На что ни глянь, куда ни плюнь, во что ни ткни, повсюду система. Вселенная состоит из бесконечного множества подсистем, включенных одна в другую как луковица, как матрешка, как гиперкуб. Вся жизнь человечества подчинена системам, которые мы либо открыли, либо изобрели сами. А раз так, то можно предположить, что пирамидальная структура всепланетной социальной Системы реализует собой некий принцип мироустройства, стремящийся в своей организации к вселенской гармонии с другими, более крупномасштабными Системами. Тогда верно не только то, что Бог есть Система, но и то, что Матрица стремится установить гармоническое единство с Богом. Стать Богом! БЫТЬ БОГОМ!
– Ты что, родной, остаешься? – подкравшись ко мне со спины, Онже хлопает меня по плечу в надежде неожиданно испугать. Надо ехать. А между тем, мне хочется прыгнуть вперед и кубарем скатиться в овраг, лишь бы меня не беспокоили именно сейчас, когда – как мне кажется, как мне видится, как бьется во мне живое предчувствие, я стою на пороге какого-то принципиального и окончательного открытия.
Но я смотрю в распаленные смехом, задымленные ганджубасом костерки глаз товарища и подчиняюсь необходимости. Пока обстоятельства для разрыва рабочих и дружеских связей не скомпонуются в хоть сколько-нибудь приличную базу, я не имею права делать явный шаг в сторону даже в свете совершаемых прорывов в Сверхсознательное. Как-никак, мы с Онже ныне Система, и именно благодаря нашему с ним взаимодействию я пришел к нынешнему уровню понимания ребуса собственного бытия.
Все нормально, улыбаюсь я Онже, работаем! Матрица, бабки, движняк, финансовые олимпы и эвересты закулисных могуществ. А еще Коллективный разум, о котором я до поры помолчу. Сделаю лицо вантузом, зажмурюсь от посторонних звуков и буду отвечать невпопад, лишь бы меня теперь просто не трогали. Включаем бивиса. Мат, глупый смех, беспрестанное угуканье, в мире баттхедов это легко катит за норму.
Вернувшись к вахте, мы с Онже перепрыгиваем в нашу волжанку, оставив Боба пялиться раскрасневшимися и раздувшимися в геморроидальные узлы гляделками в экраны слежения. В таком состоянии как у него сейчас, на территорию закрытого поселка можно вломиться на танке, на летающей тарелке, верхом на верблюдах, и вряд ли Боб заметит что-нибудь странное.
***
Марсианские посылы с водительского сидения становятся неразборчивыми. Сквозь магнитное поле, излучаемое радиоактивным источником, внезапно открывшемся в моем черепе, я лишь улавливаю в эфире шипенье и треск с обрывками членораздельных фонем: «Матрица, Морфеус, братиша, понимаешь». Онжино бормотание становится фоном. Оно органично сливается с гулом движения, с ревом мотора, с шуршаньем покрышек и с утробным дыханием органных регистров из магнитолы. Мы летим по бабловскому проселку из точки «а» в точку «б», впрочем это уже совершенно не важно. Меня сейчас занимает другое.
Я судорожно пытаюсь распрямить в одну логическую цепочку все открытия последних дней. Голову ломит, распирает от величины проблемы, которая, как ни заталкивай ее внутрь, не хочет туда помещаться. Мозги раскаляются, приближаясь к какой-то подозрительно взрывоопасной точке кипения. Онже вряд ли понравится, если я забрызгаю мозговой тканью лобовое стекло его заводского корыта. Надо перестать так напряженно думать. Пока не сорвало крышу, сей же час надо прекратить размышлять о системах, Системе, СИСТЕМАХ.
И все же. «Социальные аспекты эволюции религиозного сознания», – так звучит тема моей дипломной работы. Той самой, ни строчки из которой я до сих пор не… чьего, раздери дьявол, сознания? Где зарождается религиозное сознание? В сознании индивида или в сознании коллектива?
Ладно, на чем была последняя остановка? Где тот рубеж, отправная точка, форпост, с которого эскадра мыслей отправится штурмовать бездны ментального космоса? Первопричина. Появление человека. Как, собственно, человека, а не безмозглой пердящей макаки, скидывающей смс на короткий номер 4242. Полет продолжается. Курс – бесконечность, маршрут – знание о Божественном. Никакие другие области знания не в состоянии дать мне ответ на вопрос, стоящий на повестке текущего светового дня.
Если системное Сверх-Я выступает в качестве Творца, наделившего созданную из земного праха биологическую тварь разумом и сознанием, тогда Небеса и Преисподнюю можно расценивать как образную аллегорию метафизического процесса развертывания «объективно познаваемого» разумом мира в противостоянии двух основополагающих принципов Бытия: Сознания и Бессознательности. А если Система есть некогда посеянное на почву бессознательного животного человечества зерно самосознания, из которого, в конце концов, и должен произрасти вековечный Сверхчеловек новой эры, а коллективное Суперэго по сути является Божественным принципом, отсюда можно сделать вывод о том, что «религиозное» есть не одно из возможных определений понятия «сознание», но его первостепенное и неотъемлемое свойство. Само сознание, которого лишена флора и фауна, и которым в объективно познаваемом физическом мире обладает единственно человек, по своей сути имеет РЕЛИГИОЗНЫЙ характер!
Сам термин «религия» происходит от латинского religare, связывать. В этом значении религия мыслится как связь между Высшей Сущностью и человеком. Бог сообщил людям некое Знание, и между Ним и людьми установился своего рода договор, описанный сотнями различных языков, в разных символах, но утверждающий лишь об одном: о смысле божественного Творения и о целях участия в нем человека. То есть, религиозное сознание дано человеку свыше в качестве необходимого изъяснения задач и смысла самого факта человеческого бытия.
Благодаря многовековым коллективным усилиям, религиозные представления как система знаний о принципах Бытия и о Божественном Замысле вырастают в церковное здание, выстроенное на прочном фундаменте конфессиональной догматики. Однако конечная цель любой церковной организации, то есть любой религиозной Системы – та же, что и у всех прочих Систем: окончательное единение в рамках одной-единственной, абсолютной религиозной Суперсистемы. Возвращение к изначальной чистоте и заповедному совершенству. К «Вечной Торе», якобы заповеданной Творцом прародителям человечества и утраченной их потомками на путях глобального расселения.
Религиозные вероучения прошли долгий путь качественных трансформаций: от пантеизма к анимизму, от тотемизма к шаманизму, от языческого многобожия к антропоморфному монотеизму. В настоящее время, от разобщенных множеством разнородных культурных предпосылок форм теизма и атеизма, общечеловеческое религиозное знание движется к всеобъемлющей космополитической религии: экуменизму. Однако пассионарная сила, ведущая мировые религии к объединению в одном универсальном вероучении, не сможет совершить парадигматический сдвиг до тех пор, пока не найдет себе конкретное воплощение в личности.
Смена религиозной парадигмы всякий раз в прошлом происходила благодаря инициативе религиозного лидера, действовавшего под влиянием объективно возникающих предпосылок. Будда совершил переворот в индуизме под влиянием глубокого кризиса брахманической традиции, утраты авторитета Ведами и массовому поиску новых форм поклонения Божественному. Магомет дал миру Коран и провозгласил Единого Аллаха, видя, что христианство не вполне справилось с нуждами обновления ветхозаветной религии, приобрело ряд языческих черт, а ортодоксальный иудаизм и хиреющий зороастризм не в состоянии дать народам арабского мира общую традицию, единые символы и мощную духовную власть. Христос вышел на проповедь, воплощая чаяния «избранного народа» об обетованном ему Мессии, которому следовало освободить племя Израилево от чужеземного ига и установить Царство Бога якоже на небеси и на земли.
Но каким образом Система передает отдельной личности потенции для осуществления преобразований в самой Системе? Где проходит та грань, за которой индивидуальное сознание становится синергичным с коллективным сознанием? Будда обрел Нирвану благодаря личному Пробуждению. Христос, если верить апокрифам, принял свою миссию при крещении в Иордане. Магомет получил Откровение Корана непосредственно от Аллаха, как и пророк Моисей. Моисей! Основателю иудаизма и составителю Торы Всевышний явился на горе Синай в виде пламенеющего куста и поименовал себя יּהוה – Яхве. Сущий. Некто, кто существует. Некто, кто осознает себя как существующего. Некто, кто СОЗНАЕТ!
Сознание – вот личный принцип, объединяющий любое количество лиц и систем в целое. Вот оно, органическое и оргазмическое взаимопроникновение «Я» и «МЫ», вот она – подлинная РЕЛИГИЯ. Осознавая себя действительной частью какой-либо Системы, ты сам становишься ею. Отбросив личное, частное – приобретаешь коллективное, целое. Споры о том, что первично, бытие или сознание, столь же бессмысленны, как и загадка о том, что было раньше – яйцо или курица. Само понятие сознания неотделимо от бытия, ибо Бытие Бога заключено в Его Сознании, а наличие у Него Сознания определяется самим принципом божественного Бытия. БЫТИЕ – И ЕСТЬ СОЗНАНИЕ! Равно как бессознательность равносильна небытию!
Ребус же взаимодействия микрокосма с Макрокосмом заключается в том, что как микрокосм существует песчинкой в беспредельной пропасти Универсума, так и сама Вселенная со своим Творцом заключена в сознании того, кто осознает себя сущим. «Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне!», говорит в подтверждение этих слов Иисус-Назарянин. Таким образом индивидуальное сознание, способное познать и осознать факт собственного бытия в условиях универсальной космической Метасистемы, воссоединяется с Богом в себе самом, в своем же сознании. «В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас!».
Вдавливая шариковую ручку в блокнот, я усердствую приклеить к строкам перистые клочья шквалом налетающих мыслей, закрутившихся в цунами образов и представлений. Разум по привычке цепляется за церковные догматы, заученные формулы христианской патристики, голосом потерпевшего вопит что-то о «кощунстве» и «богохульстве». Но в то же время другое «Я», проявленное и проявляющееся во мне прямо сейчас, здесь и теперь, Универсальное Сознание Мира, которое индуисты называют атманом, радостно, ликующе и торжественно молвит: нет никакого кощунства в осознании того, что Я ЕСТЬ. АЗ ЕСМЬ СЫЙ!
Онже замолчал и притих, он смотрит на меня овальными в полоску глазами. Под его недоумевающим взором я плачу от счастливого детского смеха. Настолько потешными, нелепыми и заумными, липкими и неуместными, бесполезными предстают мне теперь клоунада священнослужителей, их многотонные ворохи догматических текстов и тюремно-режимные принципы организации их церковных общин. Они не ведут человека к духовному Пробуждению, а только запутывают его разум. Заставляют в поисках Бога лазить со свечой под кровать вместо того, чтобы поднять ее ввысь и осветить собственное сознание!
«Бог находится где-то-там, Бог находится где-то-не-там, Бог это нечто отдельное, недостижимое и непостижимо чужое», – так говорят люди в рясах и клобуках, чтобы сохранить за собой свою главную социальную функцию: быть инструментом порабощения масс. Но Бог всепроникающ и абсолютен. Он внутри меня самого. Он – и есть я, а я – и есть Он! И, присоединяясь к многомиллионному распевному хору исповедников Веды, я восклицаю, кричу вслед за ними: Ты это Он! Tat Tvam Asi! Ты это Он!