Мышление и эмоции, логос и дух
Мышление в человеческой истории связывалось со многими понятиями – разум, ум, рассудок, интеллект и т.п. Все эти понятия описывают определенную реальность, которую человек всегда в себе явно чувствовал. В некоторые периоды человек был склонен к абсолютизации этого своего качества, особенно тогда, когда открыл его могущество, способность прозревать тайны природы и изменять её. Способности разума восторгали, наука пленяла человека как открытая форма магии. Можно сказать, что человек склонен к рабству у объективированного разума. В самом основании его – разделение на субъект и объект, разум предполагает отчужденность человека от всего окружающего его мира. Разум всё овеществляет, материализует, подчиняет законам падшего мира. Разум чужд экзистенциальному общению, поскольку поглощён исключительно собственным содержанием – он питается лишь феноменами, сигналами из внешнего мира, созидая из этого свой собственный мир внутри своей замкнутой объектности. Первично разум служил защите человека от хаоса падшего мира. Внутри всеобщей замкнутой объектности разум помогал конструировать картину внешнего мира, чтобы человек мог выжить в нём. Развитие и успех разума давал человеку чувство защищенности, безопасности, комфорта. Хаотичный феноменальный поток складывался в гармоничную картину мира, в которой понятно, откуда могут происходит угрозы, а чем и как можно воспользоваться для своего блага. Эта гармоничная картина мира была, конечно, иллюзией, фантазией, но она помогала человеку существовать в этом мире23. Но в наше время пытливость разума уже привела к обнаружению им самим этой иллюзорности, и открытие и изучение квантового мира полно парадоксами, необъяснимостью, несоответствием тому, как человеческим разум привык воспринимать реальность.
Разум есть функция и направленность человеческого мышления, поэтому можно сказать, что мышление шире разума. Есть определённая обманчивость в самих названиях “разум”, “ум”, “интеллект” – как будто речь идёт о неких самоданных статичных реальностях. Мышление же есть движение, процесс, и разум осуществляется всегда внутри мышления, и потому он также динамичен. Это свойство мышления связано с его происхождением от логоса человека, ибо логос всегда динамичен, поскольку он есть творческий акт общения. Падшесть же мира породила его статичность, замкнутость, объектную закрытость, в которой всё детерминировано и причинно, в которой не может быть ничего принципиально нового и неожиданного. Эта статичность падшего мира и отразилась в статичности разума человека. Поэтому разум есть лишь производное падшего мира, склонное к полному порабощению ему. Мышление же способно преодолевать условности и иллюзии разума, освобождать его от пленённости миром. При этом мышление есть акт сознания и в известной мере само содержание сознания. Это значит, что направленность мышления всегда связана с определенным действием воли. Человек может стремиться к освобождению, и для этого активизировать инструменты мышления, в том числе и разум. На определенном этапе развитие разума означает действительное освобождение. Оно происходит из жажды свободы, и оно приводит к разрушению множества социализированных иллюзий, к разоблачению лжи. В таком случае разумное мышление оказывается актом освобождения, то есть творческим актом, обогащающим человека. Все великие учёные были творцами. Разум восторгается “открытием”, но в глубине это значит, что он восторгается творчеством. Небывшее для человека стало существующим, и это творческий акт, созидающий микрокосм человека. Всякое познание истины есть приближение к всецелой Истине. Поскольку весь видимый человеку эмпирический мир есть плод творческого акта, совершившегося в общении Бога и человека,то в этом мире разлиты логосы, смыслы, истины24. Все они имеют относительное значение, поскольку соотносятся с высшей Истиной. Обнаружение даже горькой правды есть путь к открытию высшей Правды. Всякое открытие истины есть само по себе освобождение. Это освобождение может быть малым, относительным, и из-за ложной направленности сознания может даже увести в сторону большего рабства, что нередко случалось, но может привести и к приобщению высшей Истине, стать шагом на пути к полноте свободы. При этом в самом по себе разуме приобщение к истине не осуществляется, поскольку он, как инструмент объектного постижения мира, наталкивается на непроницаемость, закрытость объекта, но творческий акт целостного мышления, выходящий за пределы разума, оказывается приобщением к истине. Это значит, что это приобщение к истине уже не может быть сведено к рациональности, разумности, оно выше и больше, ибо укоренено в логосе человека.
Разумное, рациональное мышление в самой своей внутренней структуре есть отражение объективированного мира. Оно осуществляется в понятиях, которые отражают объекты и их отношения. Само понятие есть абстракция, обозначение некоей вещи как объекта, который закрыт для понятия. Я могу знать о некоей вещи только постольку, поскольку она является мне как феномен моего сознания, поскольку она как-то воздействует на меня, и я опознаю только это воздействие.25 Поэтому понятие не говорит о сущности вещи, а сосуществует среди других понятий, которые вместе образуют собой определенную ментальную карту, помогающую человеку ориентироваться в мире. Эта ментальная карта условна и имеет социальную природу, и потому она подчас кардинально отличается в разных культурах. Понятия упорядочиваются в мышлении посредством логики, которая является отражением законов, детерминированности, причинных связей объективированного мира. Вещи не только существуют в мире, объекты не только являются в феноменах сознания, но и меняются, взаимодействуют и соотносятся друг с другом по определенным правилам и законам. Логика всегда связана с движением объектов в пространстве и времени. Но логика также не способна выявить внутреннюю сущность объекта, не способна “раскрыть” его, ибо она остаётся целиком обусловленной только феноменами сознания. Логическое мышление в понятиях, разумное мышление также неизбежно для человека в рамках объективированного мира, как и существование во времени и пространстве. Но возможно расширение и углубление мышления. Оно может не только свидетельствовать о порабощенности человека объектным миром, но и возвращать его к собственному логосному началу.
Характер мышления тесно связан с языком мышления. Язык и есть та знаковая, символическая система, которая связывает его с миром. Поэтому качественное состояние языка отражает направленность и качество мышления. Вместе с тем язык есть осуществление коммуникации, т.е. объективированного общения. Объективированный характер языка выявляется уже тем, что он состоит лишь из знаков и символов, но не самих реальностей. Поэтому язык сам по себе не порождает общения, а лишь коммуникацию, обмен знаками, которые лишь условно общие, а в своём значении по сущности замкнуты внутри субъектов. В этом парадоксальность языка: с одной стороны, он существует для общения, но, с другой стороны, он замкнут внутри субъекта. Подлинный же язык есть логос, творческий акт общения, созидающий общие реальности. И из объективированного языка возможны лишь творческие, освобождающие прорывы к источному логосу.
В математике как в языке наиболее очевидна знаковость, символичность, условность, но вместе с тем она есть апофеоз разумного мышления – она оказалась настолько точна, адекватна и эффективна для суждения о природном мире, что привела к многим открытиям и достижениям науки и цивилизации. Но математика приложима далеко не ко всем объектам этого мира, не говоря уже о том, что она не приложима к тому, что выше и больше объектов. Большую роль в мышлении также играет образность и воображение, которое уже не сводимо к понятиям и логике. Можно утверждать, что мышление образами глубже мышления в понятиях. С этим связано то, что мифологическое мышление, которое есть развитое и нередко гипертрофированное образное мышление, в истории предшествует рациональному. В действительности же и рациональное мышление укоренено в образном, хотя часто и отрицает его. Образное мышление ближе к основам жизни, к самому существованию, в нём нет сухости, выхолощенности, абстрактности рациональной мысли. Но и образное мышление подвержено рабству у объектного мира, оно может быть целиком им обусловлено. Самая же главная опасность образного мышления в его потенциальной хаотичности. Поток феноменального мира, его явлений в человеческом сознании представляет собой хаос, обрушивающийся на человека. Человек стремится упорядочить этот хаос в мышлении, и образное мышление отчасти справляется с этим, но при этом и само начинает отражать этот хаос. Образы мышления могут не только порабощать, но и разрушать человека. Поэтому опасность образного мышления обнаруживается с двух сторон: и как гипертрофия и абсолютизация собственных образов, и как допущение хаоса, разрушающего человека. Рациональное мышление осуществляет важную функцию очищения, упорядочивания, исправления ошибок мышления образного, но не может заменить его, и все попытки разума абсолютизации своей функции есть такая же ошибка, как и неупорядоченный хаос воображения. Образное мышление на своих высотах есть наибольшее приближение к логосному началу человека. Именно на путях образного мышления совершается творческий акт и действует воображение как сила, ведущая к преображению мира. Образное мышление наиболее близко к целостному восприятию, поэтому для него потенциально открыто приобщение к субъекту и общение с ним. Образное мышление может быть объективированно, но может быть в той или иной степени и освобождаемо от объективации. Здесь большую роль играет интуиция, которая имеет принципиальное значение для мышления. Можно даже говорить об интуитивном мышлении как способе мышления. Интуиция – это как раз и есть то, что невозможно объективировать, рационально истолковать и доказать. Интуитивное мышление коренится не в объектном, не в рациональном – оно, в сущности, коренится в самом общении, в конечном счёте, в общении с Истиной, с Богом. Величайшие научные открытия совершались на основе интуитивного и образного мышления, и рациональные формы играли лишь вспомогательную роль. Величайшие творческие и пророческие прозрения имеют такое же происхождение, хотя часто и имеют силу, глубину и интенсивность, много превосходящие научные открытия.
Интуитивное образное мышление не может не быть эмоционально насыщено, и эмоции человека есть та среда, то пространство, в какой осуществляется мышление. Только чисто рациональное мышление склонно исключать эмоции, когда стремится отказаться от собственной субъектности, чтобы целиком отдаться отрешённому, абстрактному объектному миру. Отказ от эмоций в рационализме коренится в той же двойственности эмоциональной жизни человека, которая присуща и его мышлению. Эмоции человека есть объективация его духовного начала. Дух есть среда общения субъектов и само их общение, но в падшем объективированном мире общение оказалось невозможным или почти невозможным. Общение с объектом невозможно, поэтому духовное отношение претворяется в череду состояний, переживаемых субъектом по поводу и в связи с объектом. Первичная эмоция человека в падшем мире – это страх, отчаяние и ужас, вызванные объективацией, фактом полной отчужденности от всего, невозможностью общения. Вторичная эмоция – это удовольствие и удовлетворение, избавляющие от первичного ужаса. С тех пор большая часть жизни человека есть движение от ужаса к удовлетворению, есть поиск удовольствия, и здесь человек находит множество путей и способов избавления от отчаяния падшей свободы в различных формах рабства. На вершинах цивилизации человек оказывается уже “вполне довольным” почти постоянно, поскольку вся повседневная жизнь во всех своих проявлениях и повсеместно обустроена тем, что приносит удовлетворение, избавляет от экзистенциального страха и ужаса. Даже самый факт смерти близких людей обустроен таким способом в обрядах и ритуалах, в стереотипах мышления, чтобы человек в конце концов мог получить удовлетворение. Ритуал же, обряд – есть первичная форма достижения эмоционального удовлетворения, способ вхождения в спокойное эмоциональное состояние. В хаотичный мир объектов, отчуждения и бессмыслицы обряд вносит ощущение субъектности, приобщения, смысла. Поэтому всякий обряд имеет преимущественно эмоциональную природу, он является символом или знаком общения, который может быть как близким, так и очень далёким его действительному совершению.
Эмоциональную сторону человека часто недооценивают и обесценивают, низводя её значение до факта отражения определённых психических процессов. Но человек есть эмоциональное существо постольку, поскольку он существо духовное. Эмоциональные переживания человека, непрестанно сопровождающие всю его жизнь, коренятся в том его глубинном отношении к миру, в котором всякий акт взаимодействия с ним подспудно воспринимается как общение. В действительности этого общения не происходит, и в этом горесть, великое страдание человека и в то же время источник его эмоциональных страстей. Отчуждённость мира может вызывать как страх и уныние, так и гнев, сладострастие и алчность. Жажда власти, господства и обладания коренится в негативной эмоции переживания безответности и отчуждённости мира. Можно сказать, что после первичного ужаса человек переживает обиду в ответ на невозможность общения с внешним миром, и в этой обиде рождаются злые страсти, жаждущие удовлетворения. Все эти злые страсти означают переход человека из пространства общения в объектные отношения господства и подчинения. Здесь в сам дух человеческий проникает объективированность мира, и таким образом дух угашается, и общение уходит из жизни. Но страдания, вызванные безответностью объективированного мира, могут претворяться в другие, положительные страсти, жаждущие преодолеть объективацию и вернуться к общению. Тогда человек в глубине своей чувство обиды вымещает чувством вины и ответственности, связанное с сознанием того, что сам человек ответственен за падение и безответность внешнего мира. Так в человеке рождаются эмоциональные страсти, влекущие его к освобождению и восстановлению общения: такова подлинная любовь, таковы жалость, сострадание и милосердие, таковы жажда познания и жажда свободы, таковы радость и восторг вдохновения26. Именно в переживании таких положительных эмоциональных страстей пробуждается и дух человека, то есть в определённой мере восстанавливается общение как экзистенциальное состояние, а потому и могут совершаться творческие акты, что означает пробуждение логоса человека и пробуждение его мышления в истине. Так, в эмоциональном переживании, в эмоционально окрашенном мышлении и в мысленно окрашенной эмоции, когда в глубине человека его дух соединяется с логосом, открывается возможность возрождения и преображения человека.
Соединение мышления и эмоций есть содержание и выявление жизни сознания, как логос и дух человека есть содержание и выявление его экзистенциального центра. Это соединение в конкретном опыте человека происходит неравномерно и нелинейно. Образное и в особенности мифологическое мышление наиболее эмоционально. В этом раскрывается большая глубина и подлинность образного мышления, его целостность, но здесь кроются и свои опасности. Мышление может быть порабощено негативным эмоциям, происходящим из соответствующего опыта человека. Так порождаются злые фантазии и фантазмы, многочисленные иллюзии и в особенности страхи, преследующие человека и направляющие всё его мышление. На определённом этапе такие злые фантазмы могут приводить и к крайне рациональному мышлению, которые по внешней видимости даже могут казаться лишёнными эмоций. Но в таком случае рациональное мышление становится лишь инструментом глубоко вкоренённой негативной эмоции, определяющей собой всё. Самые ужасные жестокости и преступления в мире совершались и совершаются именно с таким соотношением эмоции и мышления. Страшнее всего злой дух, проецирующийся в злую эмоцию, которая завладевает человеком и делает его разумное мышление своим могущественным инструментом27. На этом пути кроется склонность человека к уничтожению всего существующего, такая жестокость, на которую способен только человек.
Не только эмоция может определять мышление, но и мышление может влиять на эмоцию. Человек может отрицать действительный опыт жизни и общения исходя из собственных умозаключений. Это может играть как положительную, так и отрицательную роль. Есть опыт и есть эмоции в падшем мире, от которых нужно отгородиться и защититься, чтобы избежать порабощения им. Но очень часто бывает и так, что человек исключает и всякий подлинный опыт, борется с теми эмоциями, которые могли бы привести к большей свободе, к общению. Так блокируется сама возможность духовного пробуждения, и так само мышление оказывается подчас бессильным, бесплодным, лишённым какого-либо вдохновения. Это часто вызвано негативным эмоциональным опытом прошлого, которым оперирует сознание. Диалектика действия сознания сложна и запутанна, и часто едва ли возможно отследить причины и последствия. Сильная негативная эмоция, сохраняемая в памяти, может привести к иссушению эмоциональной жизни, к преобладанию рационального мышления, но и сам акт мышления может привести к переживанию негативной эмоции, которая будет довлеть над рациональным мышлением как постоянно подпитывающая его сила. В конечном счёте всё определяет сознание, совершающее синтез, внутреннее “Я” человека, а в глубине – сам его экзистенциальный центр, его сердце28. Это значит, что человек всегда, непрестанно, во всех своих актах, внешних и внутренних, определяет себя по отношению к Богу, определяется в общении с ним. Поэтому и мораль в известной степени относительна, как и закон. То, что для одного человека может стать актом приближения к Богу, для другого может стать отдалением от Него, и наоборот. Всё в этом объективированном мире, даже то, что представляется священным, возвышенным и прекрасным, может знаменовать отдаление от Бога, как и то, что представляется презренным и неправильным, может означать приближение к Богу29.
Человек даже во всех своих порабощениях никогда не определяется полностью объективированным миром, но корни его существования уходят в вечность, в его первичную свободу, и всегда сохраняется экзистенциальный центр человека, который выше этого мира и выше всей объективированной природы человека, – тот центр человека, в котором пробуждается воля человека, которая может изменить всё. Ответ человека на Божий призыв совершается здесь. В этом кроется великая надежда для человека: он всегда, в любом положении и состоянии может бороться за своё освобождение, может приближаться к Богу в общении с ним, может идти к своему спасению и преображению, как и к спасению и преображению мира. Это и есть то, что Бог открыл человеку в Своём Откровении ему – в Откровении Истины и Духа.
Иуда Искариот предал Христа, апостол Пётр отрёкся от него из страха. Но в то же время апостол Пётр в конечном счёте обратился и сохранил верность Христу вплоть до смерти крестной. Между предательством Петра и его непоколебимой верностью стоит событие Пятидесятницы, сошествия Духа. Крещение человека Духом Святым, т. е. погружение его в Дух Святой, в сокровенную глубину общения с Богом, и есть то событие, которое принципиально изменяет человека, вкореняет Дух Божий в самое его сердце30. Это совсем не означает какое-то упразднение свободы человека, какое-то внешнее насилие над ним, но это знамение такого развития личных отношений и общения Бога и человека, того взаимного движения навстречу, такой их близости и такого их взаимопроникновения, которое делает возможным «обожение» человека наравне с «очеловечением» Бога. Именно о таком человеке сказано, что он «на суд не приходит», а переходит из смерти в Жизнь. Это есть фундаментальный переход границы, стены, отделяющей Бога и человека – переход, ставший возможным во Христе, в Его Богочеловечности. Это есть важнейшее экзистенциальное событие в жизни человека, опыт такой степени подлинности и глубины, такой уверенности и цельности, которое делает как бы внутренне невозможным отступничество. Принципиальное отпадение от Бога возможно только от недостатка опыта, от духовной молодости, от малого и слабого взаимопроникновения Бога и человека. Исторический опыт человеческой жизни, испытанность его падением, страданиями, смертью, ложными путями, углубление и утончение человека, долгий путь сложных отношений Бога и человека – всё это на определенном этапе исключает возможность очередного отпадения. Человеку нужно пройти через испытанность свободой, нужно изжить ложные пути, чтобы утвердиться в свободе как в творческом общении.