Почему Будда медитирует?
Поев, говорят нам, Будда устроился медитировать. Но почему Будда медитирует, если он уже достиг Просветления? Ответ Хинаяны заключается в том, что он хочет подать хороший пример. Однако если мы обратимся к древнему тексту «Уданы», мы, на самом деле, найдем рассказ о том, как однажды Будда просто встает и уходит в лес на несколько месяцев, не говоря об этом никому, чтобы избавиться от толкотни и суматохи вокруг имени Будды.2 «Удана», там же, гл. 5, 4, с. 49. Что здесь, очевидно, подчеркивается – что хотя Просветленный не «нуждается» в практике, то, что мы считаем практикой, на самом деле – естественное деяние для Просветленного. Нирвана никоим образом не может быть статичным «состоянием». Это просто последняя воспринимаемая точка на бесконечной спирали, ведущей к совершенно невообразимым, запредельным измерениям. Никогда нельзя выйти за пределы упражнения.
Это место можно толковать в специфических рамках Махаяны. Махаяна указывала, что утверждение немыслимо без отрицания. Следовательно, нирвана существует только в связи с сансарой: так она зависима, так она обусловлена, так пуста. Все вещи, обусловленные или Необусловленные, пусты и, следовательно, не отличаются друг от друга. Таким образом, Махаяна утверждает не только пустоту всех дхарм, но и тождественностьвсех дхарм, сарвадхармасамату. Поскольку в конечном счете невозможно различить сансару и нирвану, из этого следует, что не может быть ни отвержения сансары, ни достижения нирваны. Если по достижении Просветления человек перестает практиковать, это будет подразумевать, что он допускает различие между достижением и недостижением, и в этом случае его трудно назвать Просветленным. У Будды на самом деле не было подобного двойственного отношения, которое бы привело его к мысли: «Ну, вот я и на месте – больше никакой практики». Он был на месте, и он практиковал. Первостепенный вывод из всего этого, что касается нас самих, заключается в том, что мы просветлены с самого начала. Вместе с уходом от двойственности и, следовательно, внутренней противоречивости, это знание несет с собой необходимость практики.
Тогда многие монахи подошли к месту, где сидел Будда, приветствовали его, коснувшись его ступней головой, трижды обошли его посолонь и сели по одну сторону от него.
В Индии все понимали, что из уважения к учителю нельзя сесть прямо перед ним – это бы сочли некоторой фамильярностью, некоторым недостатком скромности. В странах Тхеревады и в наши дни считается более вежливым и достойным, особенно если дело касается женщин, совершить поклоны во все стороны, прежде чем сразу же повернуться к Будде. Что знаменательно, Ваджраяна отвергла эту традицию. В случае посвящения предполагается, что вы должны сесть прямо перед учителем, даже смотреть в глаза учителю – довольно нескромное поведение с точки зрения Хинаяны и даже Махаяны. В Ваджраяне между учителем и учеником создается более мощная личная связь, личное общение. Она меньше, так сказать, формализована. 3 В примечаниях Конзе к главе 1 даны более подробные уточнения во избежание заблуждений:
а) Ананда не повторяет тексты, которые он услышал, он повторяет проповедии другие устные учения. Это, конечно, невнимательная описка, но она характеризует стремление позабыть о том, что буддийский канон однажды состоял не из собрания текстов, а из собрания воспоминаний.
б) Шравасти называют «Городом Чудес», потому что, согласно одной истории, здесь Будда явил «двойное чудо» (ямака-иддхи), поднимаясь и опускаясь по воздуху и одновременно испуская потоки воды и огня из своего тела.
в) Кошала была родиной Будды лишь потому, что территория Шакья включалась в царство Кошала. Представление о том, что однажды ее населяли 900 тысяч семейств, – вероятно, преувеличение, сделанное традицией Хинаяны.
г) За сорок пять лет своего пастырства Будда провел двадцать пять сезонов дождей в Шравасти. Остальную часть года он проводил в путешествии, переходя пешком с места на место (Сангхаракшитой).
Если это учение совершенно запредельно, как можно заслужить его каким бы то ни было искусным поведением? Оно преподносится как знак совершенной щедрости, как чистый дар
В то время Досточтимый Субхути прибыл в это собрание и сел. Затем он поднялся с места, закинул верхнюю робу на плечо, поставил правое колено на землю, протянул сложенные ладони к Владыке и сказал Владыке: «Чудесно, о Владыка, чудесно, Вышедший за пределы, как Бодхисаттвам, великим существам, оказывает высочайшую помощь Татхагата, Архат, Полностью Просветленный. Чудесно, о Владыка, как щедро Бодхисаттвы, великие существа, одарены высочайшей милостью Татхагаты, Архата, Полностью Просветленного.
Когда Субхути приходит, оба его плеча, на самом деле, прикрыты, поэтому дело не в том, что он закидывает робу на плечо, а в том, что он открывает одно плечо, прежде чем приветствовать Будду. И в наши дни не только в странах Тхеравады, но и в Тибете сохраняется обычай среди монахов снимать верхнее одеяние или накидку с правого плеча и перебрасывать их под рукой на другое плечо, прежде чем приветствовать Будду или своего учителя. (Правое плечо может оставаться все же прикрытым, особенно в Тибете, но не этим одеянием).
Этим жестом глубочайшего уважения Субхути выказывает, еще не начав говорить, первостепенное качество, необходимое ему для выполнения его роли в сутре. Он показывает свою восприимчивость. Восприимчивость – первое требование для ученика, а, на самом деле, и для каждого, кто жаждет учиться. Мы можем быть какими угодно – злобными, глупыми, полными пороков, можем быть вероотступниками… В каком-то смысле, все это не имеет значения. Но мы должны быть духовно восприимчивы, мы должны желать и быть готовыми учиться. Когда мы знаем, что ничего не знаем, многое становится возможным.
Затем Субхути вежливо начинает речь с благодарности Будде, отдавая дань тому, что он совершил в прошлом, и радуясь тому, что он уже преподал, прежде чем попросить нового учения. Подобная благодарность – еще одно великое качество, необходимое нам для приближения к Дхарме. Субхути не переходит сразу к первому вопросу, его вступительные слова Будде – слова признательности и хвалы. Он высоко ценит ту помощь, которую Будда оказывает своим ученикам, особенно великим Бодхисаттвам, и осознает, что эти ученики «одарены милостью».
Вероятно, здесь мы можем отдать должное переводу Конзе и, принимая его буквально, интерпретировать слово «милость» как означающее нечто незаслуженное или незаработанное. Если учение совершенно запредельно, как можно заслужить его каким бы то ни было искусным поведением? Оно преподносится как знак совершенной щедрости, как чистый дар. В нем нет ничего, что можно было бы заслужить по закону кармы, потому что оно принадлежит другому порядку, другому измерению. Ничем обусловленным нельзя заслужить Необусловленное. Сострадание Будды просто изливается через край без какого бы то ни было представления о заслугах. Если речь идет о более низком уровне, лучше всего стать духовным другом кому-то – значит помочь ему в его трудностях, но такая помощь – далеко не всегда лучшая реакция на ситуацию. Иногда человек может вовсе не нуждаться в помощи, он может быть вполне здоровым и счастливым, но ему можно принести пользу, одарив его «милостью», предложив ему проблеск чего-то, выходящего за пределы установки на проблемы, выходящего за пределы его теперешнего уровня в целом.
Субхути показывает нам, как подходить к Алмазной Сутре. Мы должны сохранять ощущение чуда от дараДхармы. Без этого ощущения чуда легко впасть в фамильярность, если не в неуважение или, по крайней мере, безразличие или небрежность. Мы можем начать с того, чтобы читать буддийские тексты с большим интересом и энтузиазмом, но если мы утрачиваем бережное отношение, через какое-то время чудеса блекнут, и энтузиазм иссякает. Нам нужно отслеживать эту естественную склонность обесценивать то, что у нас есть, и стараться никогда не забывать о том, насколько ценная возможность нам дарована.
Субхути обращается к Будде как к «Вышедшему за пределы». На санскрите сугата– счастливо ушедший, ушедший к счастливому состоянию нирваны. В средневековой Индии индуисты часто называли буддистов не только последователями Будды, но и саугатами, последователями Сугаты. На самом деле, лишь по историческому стечению обстоятельств джайны, последователи Джины, «Победителя», не называются буддистами, а буддисты не называются джайнами. Их Джинатакже называется Буддой, точно так же, как нашего Будду называют Джиной. Поэтому лишь случайно титул Сугата не укоренился. Если бы так вышло, сейчас нас бы называли «сугатистами» или даже «счастливцами»!
Под великими существами, махасаттвами, которым, как говорит Субхути, даруется помощь и милость, обычно понимаются Бодхисаттвы, которые достигли восьмого бхуми, 4 Бодхисаттва, «существо, стремящееся к Просветлению», – это тот, в ком возникла бодхичитта, «воля к Просветлению». После зарождения бодхичитты продвижение Бодхисаттвы к Просветлению можно описать согласно уровням «пути Бодхисаттвы». «Дашабхумика-сутра», наиболее значительное из описаний этого пути, делит его на десять уровней, известных как десять бхуми, буквально «площадок». Достигнув восьмого уровня (ачала, недвижимости), он больше не может упасть – его продвижение к полному Просветлению гарантировано. хотя, возможно, это уточненное и более позднее значение. Достигнув восьмого бхуми, они становятся «не-возвращающимися», то есть более не могут скатиться вниз с этого уровня. На этом этапе пути Бодхисаттва отказывается от перспективы личной нирваны, которая уже достижима, ради полного просветления на благо всех живых существ. Он представляет собой духовный идеал безграничной или космической величины – становится действительно трудно воспринимать Бодхисаттву как личность в обычном смысле этого слова.