на самочувствие. За шесть лет
у него не было ничего страшнее головной боли.
Я пересказала ему мой «сон», когда мы легли в постель; Артур выглядел
необычно мрачно, словно понял, что именно я упустила в его интерпретации.
Утром у него начался жар; я велела ему оставаться в постели и вызвала врача.
В тот же день я узнала, что Артур серьезно болен, причем уже несколько
месяцев. Доктор сказал, что это воспаление почек.
VIII
Я сказала «последний сон». Весь следующий год мы путешествовали и
перепробовали множество методов лечения. Мои способности мне нисколько не
изменили, но я больше не улавливала никаких бессознательных кошмаров. С
небольшими колебаниями Артур чувствовал себя все хуже; с каждым днем он
становился все безжизненней, все безразличней, все депрессивней. Наши
эксперименты были поневоле сокращены. Единственным, что занимало Артура,
стала проблема его личности. Артур интересовался, кто он такой. Я не хочу
сказать, что он страдал от галлюцинаций; я имею в виду, что его воображение
было занято проблемой истинного эго. Одним чудесным летним вечером в
Контрексвиле он чувствовал себя намного лучше; симптомы болезни временно
исчезли благодаря лечению очень умелого врача на этом курорте, доктора
Барбезье, доброго и опытного человека.
— Я хочу попробовать, — сказал Артур, — проникнуть в свою суть.
Животное ли я, и бесцелен ли мир? Душа ли я, заключенная в теле? Или же я —
единственный и неделимый в каком-то невероятном смысле, отблеск вечного
Божественного огня? Я должен погрузиться в себя, попробовать впасть в своего
рода транс, который сам не смогу постичь. Может быть, тебе удастся его
интерпретировать.
Эксперимент продолжался около получаса, и, наконец, Артур поднялся,
тяжело дыша.
— Я ничего не видела, ничего не слышала, — сказала я. — От тебя ко мне
не перешло ни единой мысли.
Но в этот самый момент то, что было у него в сознании, вспыхнуло у меня
в голове.
— Это бездонная пропасть, — сказала я ему, — и над нею висит стервятник
огромней всей вселенной.
— Да, — ответил он, — так и было. Но это не все. Я не могу перейти
грань. Надо попытаться снова.
Он сделал еще одну попытку. И вновь меня отрезало от его мыслей, хотя
его лицо дергалось так, что можно было сказать, что его мысли сможет
прочитать кто угодно.
— Я не там искал, — произнес он внезапно,
но очень спокойно и не
шелохнувшись. — То, что мне было нужно, находится в основании позвоночника.
И тут я увидела. В голубых небесах свернулась бесконечная змея, зеленая
с золотом, с четырьмя огненными глазами, — черно-красное пламя, испускавшее
лучи во все стороны; в кольцах она удерживала великое множество смеющихся
детей. Стоило мне взглянуть, видение размылось. Извивающиеся реки крови
потекли с небес, кровь гноилась безымянными формами, — чесоточные псы,
волочащие за собой выпавшие кишки, полуслоны-полужуки, нечто, похожее на
жуткий выбитый глаз, окаймленный кожаными щупальцами, женщины с кожей,
бугрящейся и пузырящейся, точно кипящая сера, и испускающей облака,
собирающиеся в тысячи новых очертаний, еще более чудовищных, чем их
прародительница, — таковы были насельники этих полных ненависти рек. Кроме
того, были вещи, которые невозможно назвать или описать.
Меня привел в себя вид Артура, хрипящего и задыхающегося, его скрутила
судорога.
После этого случая он так по-настоящему и не оправился. Тусклый взгляд
стал еще туманнее, речь медленней и неразборчивей, головные боли чаще и
пронзительней.
На смену прежней замечательной энергии и активности пришел ступор, его
жизнь превратилась в постоянную летаргию, сползающую в кому. Частые судороги
предупреждали меня, что он находится
Надеюсь, вам понравилось?))