обладает душой. Все мы — часть этой Души, но сами не знаем, что она работает на наше благо. Но ты, работая в лавке, должен был понять, что даже хрусталь способствовал твоему успеху.
Сантьяго слушал молча, поглядывая то на луну, то на белый песок.
— Я видел, как идет караван через пустыню, — сказал он наконец.—Он говорит с ней на одном языке, и потому-то она и позволяет ему пройти через себя. Пустыня проверит и испытает каждый его шаг и, если убедится, что он в безупречном созвучии с нею, допустит до оазиса. А тот, кто наделен отвагой, но не владеет этим языком, погибнет в первый же день пути.
Теперь оба глядели на луну.
— Это и есть магия знаков, — продолжал Сантьяго. — Я
вижу, как проводники читают знаки пустыни, — это душа каравана говорит с душой пустыни.
После долгого молчания подал наконец голос и англичанин:
— Мне стоит обратить внимание на караван.
— А мне—прочесть твои книги, — отвечал юноша.
Странные это были книги. Речь в них шла о ртути и соли, о драконах и царях, но Сантьяго, как ни старался, не понимал ничего. И все же одна мысль, повторявшаяся во всех книгах, до него дошла: все на свете—это разные проявления одного и того же.
Из одной книги он узнал, что самые важные сведения об алхимии—это всего несколько строчек, выведенных на изумруде.
— Это называется «Изумрудная скрижаль», — сказал англичанин, гордый тем, что может чему-то научить своего спутника.
— Но для чего же тогда столько книг?
— Для того, чтобы понять эти несколько строчек, —
отвечал англичанин не слишком уверенным тоном.
Больше всего заинтересовала Сантьяго книга, рассказывающая о знаменитых алхимиках. То были люди, посвятившие всю свою жизнь очистке металлов в лабораториях: они верили, что, если в продолжение многих и многих лет обрабатывать какой-нибудь металл, он в конце концов потеряет все свойства, присущие ему одному, и обретет Душу Мира. И ученые тогда смогут постичь смысл любой вещи, существующей на земле, ибо Душа Мира и есть тот язык, на котором все они говорят между собой. Они называют это открытие Великим Творением, а состоит оно из двух элементов: твердого и жидкого.
— А разве недостаточно просто изучать людей и знаки, чтобы овладеть этим языком? — осведомился Сантьяго.
— Как ты любишь все упрощать! — раздраженно ответил англичанин.—Алхимия—наука серьезная. Она требует, чтобы каждый шаг совершался в полном соответствии с тем, как учат мудрецы.
Юноша узнал, что жидкий элемент Великого Творения называется Эликсир Бессмертия—он, помимо того что продлевает век алхимика, исцеляет все болезни. А твердый элемент—это Философский Камень.
— Отыскать его нелегко, — сказал англичанин.—Алхимики годами сидят в своих лабораториях, следя, как очищается металл. Они так часто и так подолгу глядят в огонь, что мало-помалу освобождаются от всякой мирской суетности и в один прекрасный день замечают, что, очищая металл, очистились и сами.
Тут Сантьяго вспомнил Торговца Хрусталем, который говорил, что когда моешь стаканы, то и сам освобождаешь душу от всякой пакости. Юноша все больше убеждался в том, что алхимии можно научиться и в повседневной жизни.
— А кроме того, — продолжал англичанин, — Философский Камень обладает поразительным свойством: крохотной части его достаточно, чтобы превратить любое количество любого металла в золото.
Услышав это, Сантьяго очень заинтересовался алхимией. Он подумал, что надо лишь немного терпения — и можно будет превращать в золото все что угодно. Он ведь читал жизнеописания тех, кому это удалось: Гельвеция, Элиаса, Фульканелли, Гебеpa, — и истории эти приводили его в восторг. Всем этим людям удалось до конца пройти Своей Стезей. Они странствовали по свету, встречались с учеными мудрецами, творили чудеса, чтобы убедить сомневающихся, владели Философским Камнем и Эликсиром Бессмертия.
Однако когда Сантьяго попытался по книгам понять, что же такое Великое Творение, то стал в тупик—там были только странные рисунки, зашифрованные наставления и непонятные тексты.
— Почему они так замысловато пишут? — спросил он однажды вечером у англичанина, который явно досадовал на то, что лишился своих книг.
— Потому что понимать их дано лишь тем, кто сознает ответственность этого, — отвечал англичанин.—Представь, что начнется, если все кому не лень начнут превращать свинец в золото. Очень скоро оно потеряет всякую