его), явилось причиной, по которой он
видел моего друга-антрополога как человека, стоящего на пороге смерти.
— Я видел смерть как внешнюю силу, уже открывающую твоего друга, —
сказал он мне. — У каждого из нас есть энергетическая щель,
энергетическая трещина ниже пупка. Эта трещина, которую маги называют
просвет, закрыта, когда человек находится в расцвете сил.
— И каково значение всего этого, дон Хуан? — спросил я механически.
— Значение смертельное, — ответил он. — Дух подал мне знак, что
нечто подходит к концу. Я решил, что моя жизнь подходит к концу, и
принял эту весть со всей благодарностью, на которую был способен. Только
позже, гораздо позже до меня дошло, что это не моя жизнь подходит к
концу, но вся моя линия.
Я не понимал, о чем он говорит. Как же я мог воспринять это
всерьез? Насколько я мог судить, это не слишком отличалось от всего того,
из чего тогда состояла моя жизнь, — от болтовни.
— Твой друг сам рассказывал тебе, и довольно многословно, о том,
что умирает, — сказал дон Хуан. — И ты сознавал то, что он говорил, так
же, как сознаешь то, что я говорил тебе, но в обоих случаях ты предпочел
не придавать этому значения.
Мне нечего было ответить. Я был раздавлен его словами. Мне хотелось
вдавиться в ящик, на котором я сидел, исчезнуть, провалиться сквозь
землю.
— Но не твоя вина, что ты не придал этому значения. Это все
молодость, — продолжал он. — Тебе еще надлежит так много сделать,
столько людей окружает тебя! Ты не алертен. Ты никогда не учился быть
настороже.
Пытаясь защитить свою последнюю крепость — веру в собственную
наблюдательность, я указал дону Хуану на то, что попадал в смертельно
опасные ситуации, где требовалось проявить смекалку и бдительность. Беда
была не в том, что мне недоставало внимания, а в том, что я был недоста-
точно ориентирован, чтобы составить верный список приоритетов. Вот
почему все для меня было в равной степени как важным, так и не важным.
— Быть алертньм — не значит быть наблюдательным, — сказал
дон Хуан. — Для магов проявлять алертность означает постоянно осознавать
ткань обыденного мира, которая кажется непригодной для взаимодействия в
настоящий момент. Путешествуя со своим другом перед тем, как
познакомиться со мной, ты обращал внимание только на явные детали. Ты не
придал значения тому, как смерть поглощала его, и все же что-то в тебе
знало об этом.
Я стал протестовать, утверждая, что все это неправда.
— Не пытайся спрятаться за банальностями, — сказал он осуждающе. —
Встань. Если ты хоть мгновение сможешь быть со мной, прими
ответственность за то, что ты знаешь. Не старайся затеряться в
чужеродной ткани окружающего мира; чужеродной тому, что происходит
сейчас. Не будь ты столь поглощен собственной персоной и своими
проблемами, ты бы знал, что это его последнее путешествие. Ты бы заметил,
что он закрывает свои счета, встречается с людьми, которые помогали ему,
и прощается с ними.
— Твой друг-антрополог говорил однажды со мной, — продолжал дон
Хуан. — Я помнил его настолько отчетливо, что ничуть не был удивлен,
когда он привез тебя на эту автостанцию. Я не мог помочь ему при нашем
разговоре. Он не был тем человеком, которого я искал. Но я желал ему
добра от всей своей магической пустоты, из всего своего магического
безмолвия. Поэтому я знал, что во время своего последнего путешествия он
говорит «прощай» всем тем, кто что-то значил в его жизни.
Я признавал, что дон Хуан полностью прав. Было множество деталей,
которые я замечал, но которым не придавал тогда должного значения; взять
хотя бы тот экстаз, в который приходил мой друг, любуясь окружающими нас
видами. Он останавливал машину, чтобы часами наблюдать за горами или
руслом реки, или пустыней. Я отмахивался от этого, как от идиотской
сентиментальности мужчины средних лет. Я даже делал тонкие намеки на то,
что он, пожалуй, слишком много выпил. Он отвечал мне, что в минуты
отчаяния выпивка приносит человеку мгновения мира и покоя, мгновения
достаточно долгие, чтобы тот успел насладиться чем-то неповторимым.
— Это было путешествие, предназначенное только для его глаз, —
сказал дон Хуан. — Маги предпринимают подобные путешествия, в которых
значение имеет только то, что могут впитать в себя их глаза. Твой друг
освобождал себя от всего лишнего.
Я признался дону Хуану, что не обращал внимания на то, что он
говорил о моем умирающем друге, так как на некоем неведомом мне самому
уровне я знал, что это правда.
— Маги никогда не говорят впустую, — сказал