зрелищем и никак не
влияло на злость и желание уйти, исходившие из моей поверхностной части.
— Очень хорошо, — сказал дон Хуан, энергично похлопывая меня по
плечу, — очень хорошо.
В этот миг он казался печальным, словно увидел нечто, недоступное
взору обычного человека.
— Хорхе Кампос и Лукас Коронадо представляют собой два конца одной
оси, — сказал он. — Эта ось — ты сам. Безжалостный и наглый торгаш,
заботящийся только о себе, — с одной стороны, и сверхчувствительный,
измученный, слабый и уязвимый художник — с другой. Это и могло бы стать
картой твоей жизни, если бы не появление еще одной возможности: той, что
открылась, когда ты пересек порог бесконечности. Ты искал меня — и ты
нашел меня. Так ты пересек этот порог. Намерение бесконечности приказало
мне найти кого-то вроде тебя. Я нашел тебя — и так я тоже пересек этот
порог.
На этом наш разговор закончился. Дон Хуан погрузился в один из
свойственных ему периодов полного безмолвия.
Он заговорил только в конце дня, когда мы вернулись домой и присели
под рамадой, наслаждаясь прохладой после долгой прогулки.
— В твоем пересказывании того, что произошло между тобой, Хорхе
Кампосом и Лукасом Коронадо, я (надеюсь, ты тоже) обнаружил один очень
тревожный момент, — начал дон Хуан. — Я считаю, что это — знак. Он
указывает на окончание эпохи; это означает, что ничто уже не может
оставаться прежним. Тебя привели ко мне весьма непрочные связи. Ни одна
из них не могла существовать сама по себе. Именно это я извлек из твоего
пересказа.
Я вспомнил, как однажды дон Хуан сообщил мне, что Лукас Коронадо
смертельно болен. Его медленно пожирала какая-то неизлечимая болезнь.
— Через своего сына Игнасио я передал ему, что он должен сделать,
чтобы выздороветь, — сказал тогда дон Хуан, — но он счел это чушью и
даже не захотел выслушать Игнасио. И в этом виноват не Лукас. Весь род
человеческий ничего не желает слушать. Люди слушают только то, что хотят
услышать.
Я вспомнил, что тогда приставал к дону Хуану с просьбами рассказать,
что можно передать Лукасу Коронадо, чтобы помочь ему ослабить физическую
боль и душевные страдания. Дон Хуан не только изложил мне, что следует
сказать Лукасу, но и продолжал утверждать, что он может легко
выздороветь. И все же, когда я пришел к Лукасу Коронадо с советом дона
Хуана, тот посмотрел на меня так, будто я сошел с ума. Затем он начал
разыгрывать замечательный — но, будь я индейцем яки, совершенно
оскорбительный — образ человека, который до смерти устал от всяких непро-
шеных и надоедливых советчиков. Я решил, что на такую утонченность
способен только индеец яки.
— Это мне не поможет, — вызывающе заявил он в конце, раздраженный
отсутствием у меня какой-либо чувствительности. — Да это и неважно. Все
мы когда-нибудь умрем. Но неужели ты осмелился подумать, будто я потерял
всякую надежду? Я собираюсь занять денег у государственного банка. Я
возьму их в залог будущего урожая, и тогда мне хватит денег, чтобы
купить кое-что, что непременно меня вылечит. Это называется
«Ви-та-ми-нол».
— Что такое «Витаминол»? — спросил я.
— Его рекламировали по радио, — с детским простодушием сообщил он.
— Это средство лечит все. Его рекомендуют тем, кому не каждый день
доводится есть мясо, рыбу или птицу. Его рекомендуют таким, как я, у
кого душа в теле едва держится.
В своем стремлении помочь Лукасу я тут же совершил крупнейшую
ошибку, какую только можно допустить в обществе таких чрезмерно
чувствительных созданий, как индейцы яки, — я предложил ему деньги на
покупку «Витаминола». Признаком того, насколько глубоко я его ранил,
стал его холодный пристальный взгляд. Моя тупость была непростительной.
Лукас Коронадо очень мягко ответил, что сам в состоянии купить себе
«Витаминол».
Я вернулся к дому дона Хуана. Мне хотелось плакать. Меня подвело
мое же рвение.
— Не растрачивай энергию на беспокойство о подобных вещах, —
спокойно посоветовал дон Хуан. — Лукас Коронадо замкнулся в порочном
круге. И ты тоже. Все мы. У него есть «Витаминол», который, по его
мнению, является лекарством от всех болезней и решает все проблемы
человека. Сейчас он не может купить его, но страстно надеется, что
когда-нибудь сможет.
Дон Хуан уставился на меня своим пронзительным взглядом.
— Я ведь говорил тебе, что действия Лукаса Коронадо — карта твоей
жизни, — сказал он. — Поверь мне, это так. Лукас Коронадо обратил твое
внимание на «Витаминол» и сделал это так мощно и болезненно, что
причинил тебе страдания и заставил разрыдаться.
Дон