История 2. Месяцы контакта. Десятки сообщений в день. «Доброе утро», «Как твой день?», «Спокойной ночи, целую». Слова-мостики через километры. Планы, выстроенные буква за буквой: «Встретимся в пятницу?», «Летом поедем к морю?», «Хочу тебя обнять». Каждое «люблю» – как маленькая клятва, отправленная в эфир.
И вдруг – тишина. Не та, что на час-два. Пауза затянулась. На день. На два. На неделю. Сердце сжимается тревогой. Пишешь: «Все в порядке? Скучаю» Ответа нет. Звонишь – тишина в трубке. Как будто связь оборвалась в самом глухом месте. А потом – оно. Одно-единственное сообщение. Сухое, короткое, как обломок щепки. Без «привет», без имени. Просто: «Не могу больше». И – пустота. Ни «прости». Ни «спасибо за все». Ни даже точки в конце. Просто – обрыв. Как будто кто-то взял огромный ластик и провел им по всему архиву переписки, по всем обещаниям, по образу человека, жившего в этих строках. Стерли. Оставили тебя одного перед чистым, мертвым экраном, где еще секунду назад пульсировало твое отражение в чьих-то глазах. Что было реально? Тексты? Чувства? Или только иллюзия связи, которую так легко удалить одним касанием?
Истрия 3. Год работы. Пятьдесят два сеанса. Каждую неделю он садился в это кресло напротив тебя. Говорил о самом сокровенном: о детских обидах, которые до сих пор жгут, о страхах, что душат по ночам, о надеждах, которые боялся произнести вслух. Ты слушал. Помогал разматывать клубок боли. Подбадривал, когда прорывался плач. Радовался маленьким победам – «Я, наконец, сказал «нет»», «Я перестал винить себя за то…». Вы вместе собирали по кусочкам его разбитую картину мира. Доверие было вашим главным инструментом. Он его дал. Ты его берег.