Картинки на картоне подсказали стрелку, в ящиках — пиво. Но содержимое ящиков его совершенно не интересовало. С тем же успехом в них могла лежать взрывчатка.
Пришел он за брезентом.
Отступил от пикапа, держа его в руках.
— Теперь можешь ехать.
Она вновь взялась за ключ, который запускал двигатель, но не сразу повернула его.
— Сэр, я сожалею о вашей утрате. Хотела сказать вам об этом. Я вижу, как много значил для вас мальчик.
Роланд Дискейн склонил голову и ничего не сказал.
Ирен Тассенбаум еще несколько мгновений смотрела на него, напоминая себе, что иной раз лучше молчать, чем говорить, потом завела двигатель и захлопнула дверцу. Он наблюдал, как она выехала на асфальт (педалью сцепления уже пользовалась легко и уверенно) и резко развернулась, чтобы поехать на север к Ист Стоунэму.
«Сожалею о вашей утрате».
И теперь он остался один со своей утратой. Один с Джейком. Роланд постоял, окинул взглядом небольшую рощу рядом с шоссе, посмотрел на двоих из тех трех, пути которых сошлись в этом месте: на мужчину, лежащего без сознания, и на мальчика, мертвого. Глаза Роланда, сухие и горячие, пульсировали в глазницах, и в этот момент он вдруг решил, что опять утерял способность плакать. Мысль эта ужаснула его. Если он не мог пролить слезу, после того, что приобрел и опять утерял, какой смысл в этих приобретениях, этих потерях? Вот он и испытал огромное облегчение, когда слезы все таки пришли. Полились из его глаз, смягчив их чуть ли не безумный синий блеск. Они бежали по грязным щекам. Он плакал практически беззвучно, лишь одно рыдание вырвалось из груди, но Ыш его услышал. Поднял морду к коридору быстро движущихся облаков и коротко взвыл. А потом вновь замолчал.
6 Роланд уносил Джейка все глубже и глубже в лес, а Ыш семенил рядом. То, что ушастик путаник тоже плакал, Роланда больше не удивляло; он и раньше видел, как плакал зверек. И дни, когда он думал, что демонстрация Ышем разумности (и сочувствия) не более чем подражание, остались в далеком прошлом. На этой короткой прогулке Роланд думал, главным образом, о молитве за мертвых, которую услышал от Катберта во время их последней кампании, той самой, что закончилась на Иерихонском холме. Стрелок сомневался, что Джейк нуждается в молитве, чтобы отправить его в Потусторонье, но Роланду требовалось хоть чем то занять свой разум, потому что он не чувствовал себя сильным. Боялся, что сойдет с ума, если мысли уйдут слишком далеко не в том направлении. Возможно, позже он мог побаловать себя истерикой, или даже гневом, излечивающим