что ему удастся вернуться в Нью Йорк? Если попытаешься, то попадешь куда как дальше, братец. Лучше оставайся, где пребываешь сейчас… вырезай что нибудь из деревяшек… будь хорошим мальчиком… — мертвый брат засмеялся. Живой — задрожал.
— Эдди? — позвал Роланд.
— Послушай своего брата, Эдди! — пронзительно крикнула мать из глубин пещеры. На полу белели кости мелких животных. — Он отдал за тебя жизнь, всю свою жизнь, по меньшей мере, ты можешь его послушать!
— Эдди, ты в порядке?
Голос матери сменился голосом Кзабы Драбника, спятившего гребаного венгра, как его звали приятели Эдди. Кзаба просил Эдди дать ему сигарету, в противном случае угрожая спустить его гребаные штаны и выпороть. Эдди с трудом отвлекся от этого пугающего многоголосья.
— Да, пожалуй, что да.
— Голоса идут из твоей головы. Пещера каким то образом находит их и усиливает. Не обращай на них внимания. Они, конечно, отвлекают, но больше ничем навредить не могут.
— Почему ты позволил им убить меня, брат? — всхлипнул Генри. — Я думал, что ты придешь, но ты так и не пришел.
— Навредить не могут, — кивнул Эдди. — Я тебя понял. Что делаем дальше?
— Согласно обоим историям, Каллагэна и Хенчека, дверь откроется, как только я приподниму крышку ящика.
Эдди нервно рассмеялся.
— Я не хочу, чтобы ты доставал ящик из мешка, не говоря уже о крышке.
— Если ты передумал…
Эдди покачал головой.
— Нет. Я хочу вернутся в Нью Йорк, — тут он широко улыбнулся. — Ты не боишься, что я сойду с пути истинного? Найду человечка и приму дозу?
— Это китайский белый! — восторженно выкрикнул из глубин пещеры Генри. — Эти ниггеры продают самый лучший порошок!
— Отнюдь, — ответил Роланд. — Меня много чего тревожит, но только не твое возвращение к прежним привычкам.
— Хорошо, — Эдди вошел в пещеру, посмотрел на свободно стоящую там дверь. Если не считать иероглифов и хрустальной ручки с выгравированной на ней розой, дверь эта выглядела точь в точь, как двери на берегу. — Если ее обойти…
— Если ее обойти, она исчезнет, — ответил Роланд. И за ней — глубокая пропасть, насколько мне известно, до самого Наара. На твоем месте я бы помнил об этом.
— Хороший совет, и Быстрый Эдди говорит, спасибо тебе, — он взялся на хрустальную ручку, обнаружил, что она не поворачивается ни вправо, ни влево. Собственно, ничего другого он и не ожидал. Отступил на шаг.
— Ты должен думать о Нью Йорке, — напомнил ему Роланд. — Конкретно, о Второй авеню. И о времени. Тысяча девятьсот семьдесят седьмом годе.
— Как я могу думать о годе?
Когда Роланд отвечал,