мне! Пожалуйста, помоги мне! — кричит отец Каллагэн и, плечом вперед, врезается в окно. Чья то рука бьет его по голове, пытается схватить за волосы, но неудачно. Окно разбивается на мелкие осколки, и его уже обдувает холодный воздух, в котором кружат снежинки. Он смотрит меж черных туфель, тоже специально купленных для этой встречи, видит Мичиган авеню, по которой снуют автомобили игрушки и люди муравьи.
Спиной чувствует, что все они, Сейр, слуги закона и вампиры, от которых требовалось заразить его и навечно вывести из игры, сгрудились у разбитого окна, таращатся на него, не веря своим глазам.
Он думает: «Вот это тоже навечно выведет меня из игры… не так ли?»
И он думает, удивляясь, как ребенок: «Это же моя последняя мысль. Это прощание».
А потом он падает.
17Каллагэн замолчал и посмотрел, где то застенчиво, на Джейка.
— Ты это помнишь? — спросил он. — Фактическую… — откашлялся, — …смерть?
Джейк медленно кивнул.
— А ты — нет?
— Я помню, как смотрел на Мичиган авеню между моих новых туфель. Помню, как стоял на там, как мне показалось, в снежном вихре. Помню, как Сейр за моей спиной что то кричал на незнакомом языке. Ругался, судя по интонациям. Помню, как подумал: «Он испуган». Практически эта мысль стала моей последней в том мире. О том, что Сейр испуган. Потом я попал в полную темноту. Плавал в ней. Слышал колокольца, но очень далеко. И вдруг они приблизились. Словно смонтировали их на автомобиле, который мчался ко мне с сумасшедшей скоростью.
Возник свет. Я увидел свет в темноте. Подумал, что у меня посмертные ощущения а ля Кюблер Росс, и пошел к свету. Для меня не имело значения, куда я выйду, если не превращусь в кровавое месиво на Мичиган авеню, окруженное толпой зевак. Но я не понимал, как такое могло случиться. Упав с тридцать третьего этажа, в сознание не приходят.
И я хотел уйти как можно дальше от колокольцев. Но они звучали все громче. Глаза начали слезиться. Уши — болеть. Я радовался, что у меня по прежнему были глаза и уши, но колокольца заглушали эту радость.
Я подумал: «Я должен успеть выскочить в свет». Рванулся к нему. И…
18Он открывает глаза, но еще до того, как открыл их, улавливает запах. Запах сена, очень слабый, почти что сошедший на нет. Можно сказать, призрак запаха. И он? Он тоже призрак?
Он садится, оглядывается. Если это жизнь после жизни, то все святые книги мира, включая ту, по которой он читал проповеди, неправильные. Потому что это не небеса и не ад: он — в конюшне. На полу валяются выцветшие добела соломинки, должно быть, лежат тут