в сером свети зари, наконец то достигает дна, то есть, по определению, того уровня, ниже которого спуск невозможен, если, конечно, не брать лопату и не начинать копать.
Он лежит, смотрит прямо перед собой, параллельно полу, видит пылинки и комья грязи, которые кажутся ему холмами. Он думает: «Что у нас сейчас? Февраль? Февраль 1982 года? Что то в этом роде. Ладно, вот что я тогда говорю. Даю себе год на исправление. Год, чтобы доказать, что эти двое не зря пошли на риск. Если у меня получится, живу дальше. Если буду пить и в феврале 1983 года, покончу с собой».
Крикун тем временем добрался до фамилии Таргенфилд.
13Каллагэн замолчал. Пригубил кофе, скорчил гримасу и налил себе сладкого сидра.
— Я знал, с чего начинается подъем. Видит Бог, достаточно часто водил опустившихся на дно пьяниц на собрания «АА» в Ист Сайде. Поэтому, когда меня выпустили, я нашел отделение «АА» в Топике и начал каждый день ходить на собрания. Вперед не смотрел, назад не оглядывался. «Прошлое — история, будущее — тайна», — говорят они. Только на этот раз, вместо того, чтобы сидеть в задних рядах и молчать, я заставлял себя выходить вперед и, когда все представлялись, говорить: «Я — Дон К. и я не хочу больше пить». Я хотел, каждый день хотел, но у «АА» есть изречения на все случаи жизни. По этому поводу они говорят: «Притворяйся, пока не добьешься своего». И мало помалу, я добился. Одним утром осенью 1982 года проснулся и понял, что выпить мне не хочется. Отделался, можно сказать, от вредной привычки.
Я переехал. В первый год трезвости не рекомендуется что то резко менять в жизни, но однажды в парке Гейджа, точнее, в Рейнском розарии… — он замолчал, глядя на них. — Что? Вы знаете, о чем я? Только не говорите мне, что знаете Рейнский розарий!
— Мы там были, — ответила Сюзанна. — Видели детский поезд.
— Это потрясающе, — выдохнул Каллагэн.
— Это девятнадцать часов и поют птички, — сказал Эдди. Без тени улыбки.
— Короче, в розарии я увидел первый постер. «НЕ ВИДЕЛИ ЛИ ВЫ КАЛЛАГЭНА, НАШЕГО ИРЛАНДСКОГО СЕТТЕРА. ШРАМ НА ЛАПЕ, ШРАМ НА ЛБУ. ЩЕДРОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ». И так далее, и так далее. Наконец то они правильно написали мою фамилию. Вот я и решил, что пора сматываться. Поехал в Детройт, там нашел ночлежку, которая называлась «Лайтхауз». Для алкоголиков. Тот же «Дом», только без Роуэна Мадругера. Они делали много хорошего, но едва сводили концы с концами. Я стал им помогать. Работал там и в декабре 1983 года, когда это случилось.
— Что случилось? — спросила Сюзанна.
Ответил ей Джейк Чеймберз. Он знал, единственный