и видит туфли. Слишком хорошие, чтобы их выбрасывать. Кто нибудь сможет их поносить. С туфлями возвращается на кухню. Стоит перед плитой, держа их в правой руке, подвешенными на двух пальцах, когда из проулка на кухню заходит Льюп.
— Дон? — голос у него чуть осипший, как у человека, который крепко спал и только что проснулся. В нем слышится легкое удивление. Он указывает на подвешенные на пальцах Каллагэна туфли. — Ты собираешься положить их в жаркое?
— Вкус они бы улучшили, это точно, — отвечает Каллагэн. Он изумлен спокойствием собственного голоса. А его сердце! Как ровно оно бьется. От шестидесяти до семидесяти ударов в минуту, — но я хочу отнести их в кладовую. Кто то оставил их на заднем крыльце. А ты чего там делал?
Льюп улыбается. Улыбка ему к лицу, он становится еще прекраснее.
— Постоял там, покурил, — отвечает он. — Такая хорошая погода, что не хочется заходить под крышу. Разве ты меня не видел?
— Видел, конечно, — ответил Каллагэн. — Но ты с головой ушел в свои мысли, вот я и не стал окликать тебя. Открой мне, пожалуйста, кладовую.
Льюп проходит в короткий коридор, открывает замок на решетчатой двери соответствующей ниши.
— Хорошие туфли, — говорит он. — «Бэлли». — С чего это кто то решил оставит пару туфель «Бэлли» пьяницам?
— Наверное, эти туфли чем то не угодили хозяину, — отвечает Каллагэн. Он слышит колокольца, их сладостную и вгоняющую в ужас мелодию, и скрипит зубами. Окружающий мир вдруг начинает мерцать. «Только не сейчас, — думает он. — Пожалуйста, только не сейчас».
Это не молитва, в Нью Йорке он молится мало, но, возможно, кто то слышит его, потому что звон исчезает. Вместе с мерцанием. Из другой комнаты кто то громко вопрошает, когда же, наконец, подадут ужин. Кто то ругается. Все, как всегда. А вот ему хочется выпить. Тоже обычное дело, но сейчас очень уж хочется, нестерпимо. Он не может не думать о том, как его пальцы сжимали обтянутую резиной рукоятку тесака. О весе тесака. О звуке, с которым тесак развалил голову вампира. И прежний вкус опять во рту. Мертвый вкус крови Барлоу. И слова. Что сказал ему Барлоу на кухне дома Петри, перед тем, как сломал крест, подаренный ему матерью? «Печально наблюдать крушение веры»?
«Этим вечером я пойду на собрание „АА“, — думает он, надевая резинку на туфли „Бэлли“ и бросая их в кучу обуви. Иногда они помогают. Он никогда не говорит: „Я — Дон и я алкоголик“, — но иногда эти собрания помогают.
Льюп стоит к нему вплотную и, обернувшись, Каллагэн от неожиданности ахает.
— Ты чего такой пугливый? — Льюп