он переходил улицу, едва не сшибла телега с бидонами молока: лошади, чего то испугавшись, понесли. Подросток, которого звали Альберт Швейцер, вылезая из ванной, едва не наступил на кусок мыла, упавший на пол. Нацистский обер лейтенант сжег клочок бумаги с написанными на нем датой и местом высадки десанта в день Д. Эдди увидел, как мужчина, собравшийся отравить весь Денвер, вылив яд в водопровод, умер от сердечного приступа на площадке отдыха автомагистрали 80 в Айове, с пакетиком жареного картофеля из «Макдоналдса» на коленях. Он увидел, как террорист камикадзе, увешанный взрывчаткой внезапно отошел от переполненного ресторана в городе, который мог быть Иерусалимом. Террориста остановило ни что иное, как небо, мысль о том, оно остается одинаково прекрасным и для тех, кто творит зло, и для тех, что служит добру. Он увидел, как четверо мужчин спасли маленького мальчика от монстра, все голову которого, похоже, занимал один глаз.
Но, что более важно, он видел великое множество маленьких событий, от благополучно приземлявшихся самолетов до мужчин и женщин, которые оказывались в нужном месте и в оптимальное время и основывали династии. Он видел поцелуи, которыми обменивались в арках у двери, и возвращенные бумажники, и мужчин, которые подходили к развилке и выбирали правильную дорогу. Он видел тысячи случайных встреч, которые не были случайными, и десятки тысяч правильных решений, и сотни тысяч правильных ответов, и миллионы добрых дел. Он видел стариков Речного Перекрестка и Роланда, опустившегося на колени в пыль, чтобы получить благословение тетушки Талиты. Вновь услышал, с какой радостью она благословила его. Услышал, как она просит его положить крестик, который она ему дала, у подножия Темной Башни и произнести имя, Талита Анвин, на самом краю земли. В горящих лепестках розы он увидел саму Темную Башню и мгновенно понял ее предназначение: соединять все миры и удерживать их в равновесии на великой спирали времени. И в каждом кирпиче, упавшем на землю, а не на голову маленького ребенка, и в каждом торнадо, обошедшем трейлерную стоянку, и в каждой боевой ракете, отказавшей при взлете, и в каждой руке, удержанной от насилия, имело место быть влияние Башни.
И спокойный, поющий голос розы. Песня, обещавшая, что все будет хорошо, все будет хорошо, все, что только может быть, будет хорошо.
«Но с розой что то не в порядке», — подумал он.
В гуле чувствовались какие то резкие помехи, словно скрежетали осколки разбитого стекла. В горячем сердце он видел неприятное