скважину за раздевающимися сестрами, жен, выворачивающих карманы мужей в поисках денег или табака, Шеба, пианиста, вылизывающего сиденье стула, на котором только что сидела голой задницей его любимая проститутка, служанку в Доме на Набережной, плюнувшую в подушку Кимбы Раймера после того, как канцлер дал ей хорошего пинка: служанка помешала ему пройти.
Все, что видела Риа, лишь подтверждало ее мнение об обществе, которое она покинула. Иногда она дико смеялась, иногда обращалась к людям, которых видела в хрустальном шаре, словно они могли ее слышать. На третий день недели, предшествующей празднику Жатвы, она перестала ходить в туалет, хотя и могла брать с собой магический кристалл, и теперь от нее шел резкий запах мочи.
На четвертый день Масти перестал подходить к ней.
Риа смотрела в магический кристалл и растворялась в нем, как случалось с другими, теми, кто приникал к шару до нес. Она уже не отдавала себе отчета в том, что шар, показывая ей невидимое другим, высасывает из нес остатки anima. А если бы и отдавала, то скорее всего решила, что это равноценный обмен. Она видела все то, что люди старались скрыть от посторонних глаз, все то, что всегда интересовало ее, и едва ли сочла, что ее жизненная сила — слишком дорогая плата за доставленное удовольствие.
6— Дай я ее зажгу, боги тебя побери. — Джонас узнал говорившего: этот мальчишка махнул Джонасу отрезанным собачьим хвостом и крикнул: «Мы — Большие охотники за гробами, как и ты!»
Другой мальчишка, к которому обращался этот ангел, никак не желал расставаться с куском печенки, который они увели из под носа владельца мясной лавки на нижнем рынке. Первый схватил его за ухо, вертанул. Второй мальчишка вскрикнул, выронил печенку из вымазанных кровью рук.
— Так то лучше. — Первый поднял кусок печенки. — Ты должен помнить, кто тут босс.
Они стояли за небольшой пекарней на нижнем рынке. Поблизости, привлеченный запахом горячего хлеба, терся пес с бельмом на одном глазу. Он смотрел на них, повиливая хвостом.
На куске печени виднелся разрез, из него торчал зеленый фитиль большой петарды. Под фитилем печенка раздулась, как живот беременной женщины. Первый мальчишка достал серную спичку сунул ее меж передних зубов, зажег.
— Он не возьмет! — подал голос, дрожащий от надежды и предвкушения, третий мальчишка.
— Такой то тощий? — хмыкнул первый. — Возьмет, ставлю мою колоду карт против твоего лошадиного хвоста. Третий подумал и покачал головой. Первый широко ухмыльнулся. — А ты мудр. — И зажег фитиль. — Эй, милый,