Стивен Кинг

Колдун и кристалл Темная Башня – 4

но ты единственный, к кому я могу обратиться за советом.

Улыбка Джонаса стала шире. Он подхватил Корделию под локоток, тут уж она зарделась как маков цвет. Джонас решил, что с таким приливом крови к голове она сможет говорить часами. И каждое ее слово обещало быть интересным.

Наиболее эффективным средством для развязывания языка женщинам определенного возраста и темперамента является чай. Поэтому Джонас, не колеблясь ни секунды, отставил свои планы выпить кружку пива (и, возможно, поближе познакомиться с очаровательной цветочницей). Вместо этого он усадил сэй Дельгадо в освещенной солнцем части павильона (не так далеко от красного камня, хорошо знакомого Роланду и Сюзан) и заказал большой чайник и пирожные. Ожидая выполнения заказа, они наблюдали за приготовлениями к ярмарке Жатвы. В парке стучали топоры, визжали пилы, то и дело раздавались взрывы хохота.

— Все ярмарки приятны, но именно ярмарка Жатвы вновь превращает нас в детей, не так ли? — спросила Корделия.

— Да, конечно, — ответил Джонас, который и в детстве не ощущал себя ребенком.

— А больше всего мне до сих пор нравится костер. — Она смотрела на огромную поленницу, которую укладывали в дальнем конце парка. Похожую на большой деревянный вигвам. — Мне нравится смотреть, как горожане приносят соломенные пугала и бросают их в огонь. Варварское зрелище, но от него у меня по коже бежит такая приятная дрожь.

— Да, — кивнул Джонас, гадая, а побежит ли у нее по телу та самая дрожь, если она узнает, что на этот раз от трех чучел, брошенных в костер в ночь Жатвы, будет идти запах паленого мяса, а орать они будут, как гарпии. А если удача останется с ним, один из них будет орать дольше других, тот, что со светло синими глазами.

Принесли чай и пирожные, но Джонас лишь мельком взглянул на высокую грудь прислуживающей им девушки. Сегодня его глаза видели только очаровательную сэй Дельгадо, нервно потирающую ручонки, с написанным на лице отчаянием.

Когда девушка отошла, Джонас разлил чай, вернул чайник на треногу и накрыл руку Корделии своей.

— Я вижу, тебя что то гнетет, Корделия, — проворковал он. — Облегчи душу. Откройся своему другу Элдреду.

Губы ее сжались с такой силой, что практически исчезли, но даже таким усилием ей не удалось унять их дрожь. Глаза налились слезами, водохранилища переполнились, слезы потекли по щекам.

Джонас взял салфетку и, перегнувшись через стол, вытер их.

— Расскажи мне. — Голос его переполняла нежность.