в конюшню. — Не стоит тебе бедокурить, мисс Юная Красотка. Особенно сейчас, когда осталось совсем немного времени. Ой, не стоит».
4Когда Сюзан двадцать минут спустя вошла в дом, от злости и раздражения тетушки не осталось и следа: Корделия запрятала их подальше, на самую верхнюю полку шкафа, как прячут опасное оружие, к примеру, револьвер. Она сидела в кресле качалке, вязала, и на ее лице, когда она повернулась к Сюзан, не отражалось никаких эмоций. Она наблюдала, как девушка подошла к раковине, умылась холодной водой. А вместо того чтобы вытереться полотенцем, выглянула в окно. И выражение ее лица напугало Корделию. Девушке было явно на по себе, она буквально не находила себе места. Корделия же относила все на счет детских капризов.
— Хорошо, Сюзан, — заговорила она ровным, выдержанным голосом. Эта девчонка и представить себе не могла, какими усилиями давался ей этот тон. Для этого надо самой столкнуться со своевольным подростком.
— Что тебя гложет?
Сюзан повернулась к ней. Корделия Дельгадо восседала в кресле качалке, спокойная, как скала. В тот момент у Сюзан возникло жгучее желание броситься на тетку и в кровь изодрать это тощее лицемерное лицо, крича: «Это твоя вина! Твоя! Только твоя!» Ее словно вымазали в грязи, более того, она сама стала грязью, а ведь ничегошеньки не произошло. Вот что повергало ее в ужас. По настоящему ничего и не было.
— Это заметно? — выдавила она из себя.
— Разумеется, заметно. — ответила Корделия. — А теперь рассказывай, девочка. Он полез на тебя?
— Да… нет… нет.
Тетя Корд все вязала, лишь ее брови поднялись: она ожидала продолжения.
И Сюзан рассказала ей, что произошло, бесстрастным голосом, задрожавшим только в самом конце. А тетя Корд начала успокаиваться. Может, она волнуется напрасно, может, причина для тревоги только в том, что девочка чересчур нервничает.
Новое платье, естественно, еще не закончили: хватало других дел. Мария с рук на руки передала Сюзан плосколицой Кончетте Моргенштерн, главной портнихе, которая без лишних слов увела ее в примерочную на первом этаже: если бы непроизнесенные слова оборачивались золотом, думала Сюзан, то Кончетта могла бы помериться богатством с сестрой мэра, о состоянии которой ходили легенды.
Синее платье с бисером висело на безголовом манекене. Местами пожеванный подол и дыра на спине не показались Сюзан катастрофой. Она то думала, что от платья остались одни лохмотья.
— Разве его нельзя спасти? — спросила она.
— Нет, — ответила, как отрубила, Кончетта. — Вылезай из этих