манеры. Думаю, в Меджисе есть еще не меньше ста пятидесяти лошадей. Я про хороших.
— На которых не стыдно показаться на людях.
Ренфрю кивнул, хлопнул Роланда по спине, отхлебнул эля.
— Именно так.
А от головы стола донесся взрыв хохота. Должно быть, Джонас рассказал что то забавное. Сюзан смеялась, откинув голову, сцепив руки под сапфировым ожерельем. Корделия, сидевшая между девушкой и Джонасом, тоже смеялась, но более сдержанно. А Торина просто трясло, он качался взад вперед, вытирая глаза салфеткой.
— Красивая она девочка. — В голосе Ренфрю слышался отеческий восторг. А вот с другой стороны вроде бы донеслось пренебрежительное фырканье. Роланд покосился на Корал, но та по прежнему возила ложкой в супе. Он вновь посмотрел на мэра и его юную родственницу.
— Мэр — ее дядя или, может, кузен? — спросил Роланд.
Случившееся потом отпечаталось в его памяти с предельной ясностью, словно кто то отключил все звуки и обесцветил все краски окружающего мира. Корал Торин захохотала так громко, что не могла не привлечь внимание всего стола. Роланду показалось, что все разговоры оборвались, все взгляды сосредоточились на ней… на самом деле на Корал посмотрели только Ренфрю да два ранчера, сидевшие напротив.
— Ее дядя! — Первые слова, произнесенные Корал за столом. — Ее дядя. Это хорошо. Что скажешь, Ренни?
Ренфрю ничего не сказал, отодвинул кружку из под эля и наконец то начал есть суп.
— Вы меня удивили, молодой человек, очень удивили. Вы, возможно, приехали из Привходящего мира, но, о боги, тот, кто учил вас реальной жизни, той, что существует вне книг и карт, дал маху. Она — его… — Последнее слово Роланд не понял, наверное, существовало оно только в местном диалекте. То ли суррогатка, то ли суррогавка.
— Простите? — Он еще улыбался, но улыбка эта и ему казалась фальшивой. Желудок у него скрутило, словно суп и один кусочек мяса, который он съел скорее из вежливости, кто то щедро сдобрил ядом. Ты служишь, спрашивал он ее, имея в виду, прислуживает ли она за столом. Может, она таки служила, но не в обеденном зале, а в другом, более уединенном. Внезапно он понял, что больше не хочет слышать ни слова. И значение слова, которое произнесла сестра мэра последним, нисколько его не интересует.
А во главе стола вновь рассмеялись. Сюзан откинула голову щеки ее горели, глаза сверкали. Одна бретелька платья сползла, обнажив нежную ямочку у плеча. Под его взглядом, а сердце Роланда переполняли страх и желание, она ладонью небрежно вернула бретельку на место.
— Это означает,