Стивен Кинг

Извлечение троих Темная Башня – 2

мне дать вам совет. Не надо меня преследовать. Уже скоро все кончится. Мне не хотелось бы вас убивать.

Потом он развернулся и бегом бросился к лестнице в подземку.

Лестницы были забиты людьми. Все, кто до этого спускались вниз, услышав крики и стрельбу, решили вернуться на улицу, обуреваемые нездоровым и свойственным только нью йоркцам патологическим любопытством: кого пришили, кто стрелял, много ли крови пролилось на грязный асфальт. И все же они расступились перед мужчиною в синем костюме, который несся вниз, протискиваяст сквозь толпу. И не удивительно. В руке у него был пистолет, а на поясе — еще один.

И еще он, похоже, горел.

Роланд не обращал внимания на истошные вопли Морта, которые все усиливались по мере того, как рубашка его, майка и пиджак разгорелись еще пуще, а серебряные осколки зажигалки начали плавиться и стекать к поясу обжигающими ручейками.

Он уже чувствовал душный запах воздушной волны, слышал рев подходящего поезда.

Время почти пришло. Уже близился этот момент, когда он извлечет троих или же потеряет все. Во второй раз в жизни ему показалось, что у него над головой содрогнулись и завертелись миры.

Он выбежал на платформу, отшвырнул пистолет тридцать восьмого калибра, который держал в руке, и, расстегнув брюки Морта, приспустил их, обнаружив белые подштанники, очень похожие на панталоны шлюх. Но у него не было времени поразмыслить над этой странностью. Если сейчас сбавить скорость, то тогда можно уже и не переживать о том, сгорит он заживо или нет: очень скоро патроны в карманах нагреются и начнут выстреливать, и это тело просто разорвет на куски.

Стрелок запихал коробки с патронами в подштанники и туда же отправил бутылек с «Кефлексом». Теперь подштанники нелепо раздулись. Роланд сбросил горящий пиджак, но рубашку, тоже горящую, снимать не стал.

Он уже слышал рев поезда, приближающегося к платформе, видел его огни. Ему неоткуда было узнать, по тому ли маршруту идет этот поезд, по которому шел и тот, под который столкнули Одетту, но тем не менее он знал. Когда дело касалось Башни, судьба бывала и милосердной, и дарующей боль, как зажигалка, которая чудом спасла ему жизнь, но теперь обжигала тело его огнем. Подобно колесам подъезжающего поезда, судьба продвигалась путями разумными, но и неумолимо жестокими тоже, и противостоять ей могли только сталь и доброта.