были на той строне?! Как бы ты себя чувствовал, если бы ты оглянулся однажды, а двери нет, как будто и не было вовсе, потому что она умерла?! Тогда уже ты бы застрял в моей мире, а не наоборот! — Он смотрел на стрелка, тяжело дыша, и сжимал кулаки.
Роланд устал спорить с Эдди, в нем закипало уже раздражение. Кто то — может быть, Корт, но скорее всего отец — любил повторять: Спорить с влюбленным — все равно, что пытаться вычерпать море ложкой. И если б Роланду потребовалось подтвердить истинность этой пословицы, ему не надо было далеко ходить: вот оно стоит, живое подтверждение, и вся поза его выражает неприятие и вызов. Ну давай, говорит его поза. Давай, я отвечу тебе на любой вопрос.
— А, может, это была не кошка, — сказал он стрелку.
— Пусть это твой мир, но я сомневаюсь, что ты в этих краях бывал чаще, чем я на Борнео. Ты же понятия не имеешь, что вообще может бегать по этим холмам, я не прав? Может, ее утащила горилла или еще какая нибудь гадость.
— Вот именно, кто то ее утащил, — согласился стрелок.
— Ну слава Богу, ты со своей болезнью еще не совсем рехнулся…
— И мы оба знаем, что это за «гадость». Детта Уокер. Вот кто ее утащил. Детта Уокер.
Эдди открыл было рот, но помедлили секунду — всего лишь секунду, но и ее им обоим хватило, чтобы осознать и принять горькую правду, — и потом, увидев безжалостное лицо Роланда, забыл все свои доводы.
14— Это вовсе необязательно.
— Подойти лучше поближе. Если мы собираемся поговорить, то давай поговорим нормально. Каждый раз, когда, обращаясь к тебе, я пытаюсь перекричать шум волн, у меня еще пуще в горле дерет. Впрочем, теперь у меня все время его дерет.
— А почему, бабушка, у тебя такие большие глаза? — сказал Эдди, не сдвинувшись с места.
— Ты о чем, черт побери, говоришь?
— Это из одной сказки, — Эдди немного спустился по склону. Ярда на четыре, не больше. — И ты, кажется, веришь в сказки, если ты думаешь, что у тебя получится убедить меня подойти достаточно близко к твоей коляске.
— Для чего достаточно? Я тебя не понимаю, — сказал Роланд, хотя все понимал прекрасно.
Почти в ста пятидесяти ярдах над ними и, вероятно, в целой четверти мили к востоку, за этою перебранкой внимательно наблюдали черные глаза — глаза очень умные, но лишенные человеческого сострадания. О чем шел разговор, разобрать было никак не возможно: из за волн, ветра и глухих ударов воды в стену подводного грота ничего не было слышно, — но Детте и не было в том нужды, она и так знала, о чем они говорят. Не нужен был и бинокль, чтобы разглядеть, что Воистину