был в отключке не более двух минут, а потом все же сумел собраться и подняться на ноги. Эдди куда то делся: его больше не было в коридоре. Револьвер Роланда лежал на груди рыжеволосого мертвеца. Стрелок нагнулся, борясь с приступом головокружения, поднял револьвер и неуклюже опустил его левой рукой в правую кобуру.
Как бы вернуть мои чертовы пальцы, устало пдумал он и вздохнул.
Он попытался вернуться в развороченный офис — добрался туда кое как, спотыкаясь на каждом шагу. Он нагнулся и собрал одежду Эдди: столько, сколько сумел унести на сгибе левого локтя. Вой сирен приближался. Роланд решил, что это, наверное, едут солдаты милиционной армии, комендантский отряд, что нибудь в этом роде… но не исключена и возможность, что это — люди Балазара.
— Эдди, — прохрипел он.
В горле жгло и болело. Болело даже сильнее, чем это вздутие на виске, куда Эдди уларил его револьвером.
Эдди не замечал ничего. Он сидел на полу, прижимая в животу голову брата. Его трясло. Он рыдал. Стрелок оглянулся, ища глазами дверь на берег, и когда не увидел ее, испытал какое— то неприятное чувство, похожее на панический ужас. А потом вспомнил. Когда они оба по эту сторону, единственный способ сотворить дверь — войти с Эдди в физический контакт.
Он потянулся к нему, но Эдди отпрянул, не прекращая всхлипывать.
— Не прикасайся ко мне, — сказал он.
— Эдди, все кончено. Они все мертвы, и твой брат тоже мертв.
— Не трогай моего брата! — как то по детски выкрикнул Эдди, и его снова пробила дрожь. От прижал к груди отрезанную голову брата и уставился на стрелка глазами, полными слез.
— Он всегда обо мне заботился, понимаешь, — Эдди захлебывался от рыданий, так что стрелок с трудом его понимал. — Всегда. Почему я не сумел позаботиться о нем, всего один раз, после всего, что он для меня сделал?
Да уж, он позаботился о тебе, — хмуро подумал Роланд. Посмотри на себя: сидишь тут и дрожишь, как будто ты скушал яблоко с дерева лихорадки. Замечательно он о тебе позаботился.
— Нам надо идти.
— Идти? — впервые за все это время на лице Эдди отразилось хоть какое то понимание, которое тут же сменилось тревогой. — Я никуда не пойду. И особенно — в это жуткое место, где эти здоровые крабы, или что там такое, сожрали Джека.
Кто то ломился в дверь, требуя, чтобы немедленно открывали.
— Хочешь остаться здесь и объяснять, откуда звесь все эти трупы? — спросил стрелок.
— Мне все равно. Без Генри все потеряло смысл. Все.
— Тебе, может быть, и все равно, — сказал Роланд, —
— но сюда впутаны и другие, Узник.
— Не называй