а котятами не могу стать, хочу и не могу. Блин, как я намучилась. Полчаса или час мы толкли воду в ступе, потом я уже говорю: “Давайте я сяду на место, я больше не могу, я всё равно ничего не понимаю”.
Он говорит: “Всё ты понимаешь”.
Я говорю: “Тем более”.
Он говорит: “Хочешь понять сон?”
Я говорю: “Да”.
Он: “Хочешь меня слушаться?”
Я: “Да”.
Он: “Хочешь нравиться?”
Я: “Да”.
Он: “Хочешь любить?”
Я: “Да”.
Тогда он: “Значит, ты мой раб”.
Я: “Чегоо?”
Он: “Ладно, стань котятами”.
Я: “Не буду”.
Он: “Правильно, лучше их передавить к чертовой матери”.
Я: “Вот и передавлю”.
Он: “И себя заодно”.
Я: “И себя заодно”.
Он: “Ну что, почувствовала себя котенком?”
Блин, как я расплакалась! Как он меня утешал! И все!
А потом на вечере после группы я подошла к нему, села на колени и замяукала”.
И—5. ОДИН ХАСИД ЛЮБЛИНСКОГО РАВВИ постился однажды от субботы до субботы. Накануне субботы он почувствовал такую сильную жажду, что едва не умер. Пошел он к колодцу и уже хотел напиться, но подумал, что, не желая потерпеть немного до наступления субботы, губит весь недельный пост. Переборов себя, он не стал пить и отошел от колодца. И тут охватило его чувство гордости за то, что он устоял перед таким искушением. Но, обдумав всё, затем решил: “Лучше пойду и напьюсь, чем дам гордости завладеть моим сердцем”. И пошел к колодцу. Но как только зачерпнул воды, жажда прошла. С наступлением субботы он пошел в дом учителя. Как только он переступил порог, равви крикнул ему: “Лоскутное одеяло!”
И—6. БЫЛ ТАКОЙ ДОМ МАСОК. В нем работал миллион людей. Входя туда, каждый должен был надеть маску, а выходя, оставлял ее на вешалке. Однажды ночью Дом качнуло землетрясением, маски попадали и перемешались. Но у многих маска давно отпечаталась на лице. Эти наутро легко отыскали свои маски и пошли работать. А остальные обрадовались и разбежались.
И—7. Несколько болванов
Когда МуЧу, идя по дороге, поравнялся с шедшим мимо него монахом, он окликнул его:
- Почтенный господин! Монах обернулся.
- Болван, - заметил МуЧу, и каждый пошел своей дорогой. Этот анекдот был записан несколькими монахами и много лет
спустя подвергся критике со стороны некоего ЦзюТу, который говорил:
- Глупый МуЧу не прав. Разве монах не обернулся? С какой стати он назвал его болваном?
Позже ЮТань, комментируя эту критику, сказал так:
- Глупый ЦзюТу ошибался. Разве монах не обернулся? Отче го же не назвать его болваном?
И—8. ОДНАЖДЫ УТРОМ ПОСЛЕ БЕСЕДЫ